Подземелья Лондона - Джеймс Блэйлок

Поразительно, что газетный бюллетень, извещавший о смерти Гилберта Фробишера и «знаменитого естествоиспытателя и исследователя Лэнгдона Сент-Ива», продавался на набережной и по всему городу уже через несколько часов после обвала и изобиловал изображениями карстовой воронки и дискуссиями о взрывчатых газах, наверняка воспламенившихся от горящей лампы. Теория была вполне разумной — более разумной, чем подозрения Элис о том, что причиной беды стала адская машинка, приведенная в действие суетливым подрывником, — но ничем не помогала вернуть ее Лэнгдона. Да и взрыв произошел не там, где находилась лампа, что видели все, находившиеся на яхте, а не только Элис.

Сент-Ив был всего лишь примечанием к зловещему счету трагедии, потому что Гилберт Фробишер, чье богатство было неисчислимо, недавно доставил в Лондон огромного карибского осьминога, которого намеревался поместить в виварий над церковью Всех Святых в устье Темзы, и благодаря этому стал весьма знаменит.

Генриетта Биллсон, владевшая вместе с мужем, Уильямом, заведением «Полжабы», сейчас убирала остатки их ужина. Гилберт сам заказывал перемены блюд, включая ягненка с Ромнейских болот и огромных скальных устриц из Уитстейбла. Но самого Гилберта, который помог бы съесть все это, не было, и даже Табби горестным образом не справлялся. Хасбро исчез, заглотив необходимый минимум, поскольку стремился поскорее вернуться к воронке, чтобы выяснить, не нашли ли там что-нибудь полезное.

Миссис Биллсон, передав стопку тарелок Ларсу Хоупфулу, мальчику-подручному, застыла у стола, поглядывая на одного из новых гостей — низенького человека лет сорока с вкрадчивыми манерами, мускулистого и жилистого, с желтыми курчавыми волосами. Пальто этот тип не носил, зато вырядился в голубые гетры. Он скорее напоминал жокея, нежели коммивояжера. Его партнер, покрупнее и потяжелее, с широким лицом, время от времени отрывался от своей газеты и рассматривал мисс Бракен. Генриетта Биллсон не терпела нахалов, и в ее глазах появилось опасное выражение. Внезапно лицо хозяйки трактира изменилось, она повернулась и исчезла в кухне. Элис не заметила ничего, что могло бы вызвать такую реакцию Генриетты.

Минутой позже миссис Биллсон вернулась, возникнув у стула Элис с бутылкой портвейна, намереваясь наполнить ее стакан, хотя Элис ничего не заказывала и напитка у нее было более чем достаточно. Вполголоса Генриетта сказала:

— Не можем ли мы переговорить в кухне, мэм, прошу простить меня за беспокойство?.. Через минутку или около, если позволите, просто для виду.

Она подмигнула, давая понять, что это вопрос конспирации, а потом, прежде чем уйти, ткнула пальцем в сторону тех двоих у камина.

Элис пригубила портвейн и попыталась читать юмористическую книжку, обнаруженную на столе. Но шутки ее не забавляли, и через несколько минут, отложив изданьице, миссис Сент-Ив прошла на кухню, где ее ждали Биллсоны.

— Про этих двоих, мэм, — сказал ей Уильям. — Может, они невинны, как младенцы, а может, и нет. Не нам о том судить. Этим вечером они заявились поездом из Манчестера, ну или они так говорят, сказали, что путешествуют по коммерческой части. Я отдал им номер бедного мистера Фробишера — думал, он пустует. Но багаж сэра Гилберта находился все еще там. Табби принялся выносить вещи, а эти джентльмены спустились в зал. Их комната рядом с вашей, мэм, дверь там смежная.

— Дело-то в чем, — вмешалась Генриетта, — Билл никак не решается об этом сказать: один не из Манчестера, а если он коммивояжер, я съем свою воскресную шляпку. Головорез — на это больше похоже. Не знаю, приехал он поездом или притопал пешком — как добрая христианка, лжецом я назвать его не могу, — но только что распознала в нем братца Джека Пенни.

— Джека Пенни? — переспросила Элис.

— Вожака «Парней с Чипсайда», которых прикончили в прошлом сентябре тут, в Смитфилде, — пояснил мистер Биллсон. — Джека утопили в поилке для лошадей, а семерых его дружков покрошили тесаками на кусочки.

— Резня на Сноу-хилл?

Генриетта мрачно кивнула.

— Плюгавый парень, который там пьет наше красное вино, — родной братец Джека Пенни, а он никак не из Манчестера, вот ни на столечко, и он назвался фальшивым именем, потому что свое запачкано. Он из Колдхарбора, тут, в Лондоне, и он надул мою двоюродную сестру несколько лет назад, когда был мясником на рынке в Смитфилде. Когда это было, мистер Биллсон?

— Вроде как четыре года назад, а может, пять, после этого Пенни убрался с рынка.

— Меня он не знает, — добавила Генриетта, — но я его лица никогда не забуду — уж никак не после того, что он забрал у Бетины, и я говорю не только про ее деньги.

— Вот мы спрашиваем у вас, что нам сделать, — сказал Биллсон. — Я могу их отсюда выкинуть, но мне понадобятся еще один или два парня, чтобы все было как надо. Они точно могут сгрубить. Странно вообще, что они заявились в «Полжабы», понимаете?

— Да, странно, мистер Биллсон, — согласилась Элис. — Но нет острой необходимости выкидывать их. Они, как я заметила, заняты собой, а последнее, что нам нужно, — новые неприятности, в том числе неприятности для вас. Меня мало заботит, откуда они приехали, лгут они или говорят правду. Мне нет до этого дела.

Биллсон кивнул, а Генриетта сказала:

— Тем не менее я буду на них посматривать, мэм, и у меня наготове железная сковорода в два стоуна весом, чтоб приложить их, если допросятся. У этого парня, у Смайти, глаз блудливый. Его сальные намерения относительно вашей мисс Бракен, хотя сама она тоже далеко не новорожденный младенец, написаны на его противной роже.

— Подмету в номерах наверху, — сказал Биллсон и с этим вышел.

Вернувшись к своему портвейну, Элис обнаружила, что мисс Бракен уже сидит с теми двумя, а рука Смайти лежит на ее колене — правда, тот убрал ее, когда Элис вошла. Настроение мисс Бракен явно улучшилось, что, в общем-то, было совсем не плохо. Вскоре Элис поняла, что все трое говорят об утреннем обрушении. Брат Джека Пенни слушал то, что рассказывала мисс Бракен, и сочувственно кивал головой. Потом повернулся к Элис, посмотрел на нее долгим жалостливым взглядом и прочувствованно произнес:

— Могу ли я выразить свою скорбь, мэм, по поводу трагедии с вашим мужем… нет, вашей трагедии? Меня зовут Хиллман, Эллис Хиллман.

— Нет, мистер Хиллман, не можете, — ответила Элис, воздерживаясь от обращения «мистер Пенни». — Пока что нет трагедии, о которой следует скорбеть, и меня не слишком занимают незнакомцы с необъяснимой скорбью по любому поводу. Я уверена, что вы желаете добра, но я бы лучше побеседовала о чем-нибудь еще или вообще ни о чем. Предпочтительнее ни о чем.

— Как вам угодно, мэм, — сказал мужчина, касаясь пальцем лба. — Рискну все же представить вам моего близкого друга мистера Смайти.

— Польщен, — мистер Смайти кивнул Элис.

Парочка вернулась к своему вину и к мисс Бракен, и в наступившем коротком молчании Элис услышала дождь, поклевывавший окна, и треск огня. Голова пульсировала болью, усталость звала лечь в кровать. Обязана ли она поддерживать компанию мисс Бракен? Нет, решила Элис. Эта глупая женщина может поступать как угодно — как поступала всю свою жизнь и как будет поступать, одобрит это Элис или нет. Элис допила портвейн и уже ставила стакан на стол, когда на ступеньках лестницы появился Табби Фробишер, решительно сжимая трость.