Временные трудности - Панфилов

мне выход! Да, одним из таких выходов являлась безымянная могила после недолгой мучительной беспросветной жизни. Но имелся ещё один путь — путь силы и могущества, когда ничтожному простолюдину не имел права указывать никто, кроме самого Сына Неба! И этот идиот, этот самодовольный карп, который вообразил себя драконом, не заметил, что не только научил Ханя, как повелевать ци, но ещё и, увлёкшись пытками, позволил увидеть тысячи свитков, среди которых могут скрываться любые, даже самые могучие техники! Более того, ум и талант Ханя в новой жизни соединились со старательностью Фенга и его привычкой к тяжёлой работе, а значит, от этого сочетания содрогнутся сами Небеса! Ну и даже если в тех свитках не окажется ничего полезного…

— У меня есть ци, — прошептал Фенг, — и этого достаточно!

☯☯☯

Как оказалось, у него не было ци. Как бы ни заливался учитель, рассказывая, насколько ци пронзает всю Вселенную, как содержится в каждом живом существе и неживом предмете, но мрачная и вгоняющая в пучины отчаяния истина гласила, что одно дело говорить, а другое — действительно этой ци управлять. Фенг считал, что раз у него получалось раньше, в прошлой жизни, то получится и сейчас.

Большая ошибка. Он становился в стойки, использовал жесты концентрации, даже попытался встать на голову. Единственные чувства, которые он испытал — привычный голод, а также тумаки от отца Широнга, которому сильно не понравилось, что Фенг занимается ерундой вместо работы.

К сожалению, он плохо помнил, каким образом впервые почувствовал ци тогда, в первый раз. В то время всё, что его занимало — собственные боль и страдания, голод, а также ненависть к злодею-учителю. Впрочем, в этой жизни ничего не изменилось — учителя он ненавидел ещё сильнее, а болью и страданиями в избытке обеспечивала крестьянская жизнь. Он знал, что нужные знания содержались в его голове, вызвать их, пережив всё заново, словно наяву, было даже не очень сложно. Для этого нужно всего лишь сосредоточиться на нужном моменте своей жизни и… циркулировать ци. От этого замкнутого круга хотелось кричать.

И крик являлся единственным, что Фенг помнил из процесса пробуждения. Крик и стойку дабу.

— Ненавижу! Ненавижу тебя, учи-и-и-итель! — орал Фенг.

Он стоял в стойке, полностью погрузившись в внутрь себя, собирая каждую крупицу внутренних сил. Для пущей верности он закрыл глаза и использовал один из жестов концентрации — словно медленно отталкивал от груди невидимый шар руками с оттопыренными вверх указательными пальцами.

— Эй, ребята, посмотрите! Дурачок снова орёт! — завопил кто-то из глупых крестьян.

— Ха-ха-ха! И стоит, будто сейчас наложит кучу! — вторил другой голос.

— Ничего вы не понимаете! Все генералы так делают! — присоединился кто-то третий.

Фенг вновь попытался не обращать внимания на этих идиотов. Он всегда специально выбирал самый укромный уголок, но стоило заняться тренировками, как на зрелище сбегалась вся деревня, словно у них не было никаких дел.

— Фенг, паршивец! — раздался грозный голос отца. — А ну бегом работать!

Фенг вздохнул и открыл глаза. Очередная тренировка окончилась неудачей. И он видел единственную причину. В триаде дух-тело-разум, необходимой для манипуляцией ци, чего-то не хватало. И если дух и разум оставались такими же могучими, как у Ханя в прошлой жизни, то хилое и измождённое тело достались от Фенга. И этой проблемой следовало немедленно заняться.

☯☯☯

— Легко сказать, да нелегко сделать, — прокряхтел Хань-Фенг, согнувшийся в три погибели.

Мешок давил и пригибал к земле, капли пота срывались с лица, падали в пыль и впитывались в сухую потрескавшуюся землю. Босые ноги, покрытые ссадинами и грязью, выглядели… слишком уж по-крестьянски, а значит, отвратительно.

— Эй, Фенг, чего ты не жалишь, как росомаха? — донесся насмешливый возглас.

— И не порхаешь, как свинья? — поддержал второй голос.

— Пусть лучше покажет свое жало! — присоединился кто-то третий.

Фенг продолжал тащить мешок, пытаясь не обращать внимания на насмешки. Если бы эти цитаты об искусстве боя и философии воина услышал кто-то, у кого голова не набита свиным навозом, он бы, несомненно оценил бы их мудрость, принял бы как руководство к действию. Но, увы, первой их услышала не слишком умная старшая сестра и тут же разболтала, причем таким же тупицам как и она сама! Теперь над Фенгом потешалась и смеялась вся деревня. Его такое поведение ни капли не удивляло — чего ещё ждать от тех, кто всю жизнь ковырялся в земле, подобно свиньям? Глупо ожидать, что они поймут всё величие возвышенного вдохновения битвы!

— Великий воин Фенг, мы нашли тебе достойного противника!

И стоило только подумать о свиньях! Раздались хохот, визги детей и хрюканье огромной свиньи тетушки Жао. Хань-Фенг невольно вскинул голову. Ну конечно, это оказались Цу и Му, два неугомонных проказника, и сейчас они, словно герои из кристаллов, покорившие могучего мистического зверя, бесстрашно восседали прямо на загривке свиньи. Та недовольно хрюкала и неслась на Фенга, словно огромный живой таран. «Свинина на ребрышках», — подумал Фенг, ощущая усилившееся урчание в животе. Но подстегиваемая гибкими прутьями свинья пронеслась мимо, задев его окороком, так что вместо вожделенного свиного мяса он наелся грязи.

— Ах вы бездельники! Ублюдки горного демона и навозной мухи! — донесся визгливый голос тетушки Жао. — Колючек вам под язык!

Влетело всем, включая самого Фенга, что было обиднее всего. Он поднял упавший мешок, вновь взвалил его на плечи и двинулся дальше. Теперь в пыль падали не только капли пота, но еще и слезы обиды. Хотелось жрать так, что живот скручивало от голода, от вони, грязи и пыли гудела голова, а вес мешка на спине гнул к земле все сильнее, этот неподъемный груз словно воплощал в себе всю тяжесть нынешнего положения Фенга.

А оно было совсем незавидным. Приемный ребенок в чужой семье, семилетний вечно голодный заморыш, проживающий в самом нищем и жалком уголке Империи. В этой деревне мало кто ел досыта, а уж из простых крестьян, к которым и относилась принявшая его семья Широнга и Зэнзэн, точно никто не наедался. Все это дополнялось тяжелой работой, начинавшейся затемно и заканчивавшейся тоже в темноте, с ранней весны до поздней осени. Зимой делать было практически нечего, но эта легкая передышка ничего не давала, ведь ослабление тягот сопровождалось сильной экономией и так скудной еды — воспоминания Фенга говорили об этом с ужасающей отчётливостью.

Ежедневно приходилось прилагать огромное количество усилий — настолько скучных, изматывающих и однообразных, что даже тренировки учителя по сравнению с ними казались почти что приятным времяпровождением. Работать, чтобы хватило еды до следующей весны, посадок и урожая, чтобы не умереть,