Штормовой прилив - Дэн Патрик

Сутулый, слепой старик вначале брёл через пустынный район Дос-Хора, после чего направился на восток, постукивая по стенам и аркам белым посохом лишь немногим выше его роста. Интересно, сколько раз он совершал своё одинокое паломничество? Каждый вечер путь повторялся: нищий выходил из храма и шёл привычной дорогой к огромной скульптуре из белого камня в виде руки, возвышающейся над песком в запрещающем жесте. Слепому было тяжело ориентироваться на открытом пляже, и частенько Хьелльрунн осторожно брала его под руку и направляла к высокому камню.

– Вот мы и на месте, – сообщила она, осознавая, что старик её не поймёт.

Тот прислонил трость к монументу, указал на свободную руку, после чего изобразил идентичный скульптуре жест.

– Kolas, – промолвил он, указывая на изваяние. – Kolas.

– Рука! – воскликнула Хьелльрунн.

– Kolas! – Старик улыбнулся. – Рука!

Девушка взяла слепого за руку и ткнула его пальцем себе в грудь.

– Хьелльрунн. – Кивнув, нищий застыл на месте. – А как вас зовут? – Он не ответил и отвернулся в сторону моря. – Фрёйа милостивая, ну почему я не взяла с собой Максима?

Старик, казалось, почувствовал её разочарование и указал на себя пальцем.

– Kolas.

– Я ничего не понимаю, – пробормотала Хьелльрунн. – Разве слово «рука» может быть именем? – Слепой приблизился к воде и сел. Когда девушка последовала примеру, он прижал палец к губам, затем дважды постучал по уху. – Вы хотите, чтобы я слушала?

– С-с-лушать.

Хьелль смолкла и тут же уловила шум накатывающих на пляж волн. На морщинистом лице старика засияла улыбка, дыхание стало глубоким, ровным. Он снова повернулся и указал на глаза двумя пальцами.

– Haerthi, – прошептал он.

Как только Хьелльрунн сомкнула веки, звук прибоя стал единственным шумом. Лишь ровное биение сердца отвлекало от нежной песни Мерцающего моря. С каждой волной заботы и тревоги уменьшались: стычки с Триной, разочарование от незнания языка, нежелание встречаться с госпожой Камаловой. В конечном счёте осталась только одна постоянная, глубинная печаль: отец, Стейнер и Кристофин.

– Где же вы? – прошептала она, и море зашелестело сотней приглушённых голосов, которые, однако, так и не ответили на её вопрос.

Хьелльрунн ещё долго сидела на пляже с закрытыми глазами, пока холодный ветер не заставил её задрожать. Затем пришёл ужас, который затопил сознание. Он не был отголоском привычных горестей, а сообщал о присутствии чего-то огромного, древнего и непознаваемого.

Вскочив на ноги, девушка огляделась, но слепой уже исчез. Солнце уже садилось, и влекущая лазурь моря потемнела. Чувство страха не пропадало, и хотя Хьелльрунн не знала его причины, она поняла, что с пляжа нужно бежать. Ноги понесли её в город, оставляя за спиной облака пыли, и она остановилась лишь тогда, когда водная гладь полностью исчезла из виду. Сердце неистово колотилось, а сбившееся дыхание слишком громко звучало на пустынных улицах.

Когда Хьелль вернулась, слепой уже сидел на привычном месте возле храма в компании весело болтающего Максима.

– Ты вернулась. Я тебя потерял. – При взгляде на неё, выражение лица мальчика тут же изменилось. – В чём дело? Ты так побледнела!

– Я пошла следом за ним на пляж. – Хьелльрунн указала на нищего. – Как ходила каждый вечер, только сегодня всё было иначе. Там что-то было. В море!

Старик указал на грудь.

– Haerthi.

– Что это значит? Что он говорит? – потребовала разъяснения Хьелльрунн.

– Кажется… – Максим нахмурился. – Тебе нужно закрыть своё сердце.

– Что за ерунда, – гневно воскликнула Хьелль. – Он весь вечер несёт бессмыслицу. Сказал, что его зовут Рука!

– Ну, мне он, наоборот, стал казаться разумным, – возразил Максим. – За сегодняшний день я услышал от него больше, чем со времени прибытия.

– И о чём же? – взволнованно спросила Хьелльрунн.

– Когда-то он был скульптором, – ответил мальчик. – Лучшим в городе. – Он встал на ступеньки, почти сравнявшись ростом с подругой. – Что произошло на пляже, Хьелль?

– Ничего. – Она покачала головой. – Я потеряла счёт времени и испугалась.

Максим нахмурился и посмотрел так, будто не верил ей.

– Отведём его внутрь, – велел он. – Уже поздно, а госпожа Камалова не в духе.

Хьелльрунн помогла старику подняться в храм к куче одеял, где он спал, а затем поспешила к себе в спальню, радуясь покончить с этим днём. Какое-то время мысли возвращались к пляжу и Мерцающему морю, пока наконец она не погрузилась в сон.

– Что там? – вглядываясь вдаль, полюбопытствовал Стрейг. – Как всегда, они шли за повозкой, где мирно устроились Посланница де Вриз и отец Орлов. Солдаты брели подле телеги, утомлённые долгим путешествием и отвратительной погодой. – Я точно вижу что-то на горизонте, – всё ещё всматриваясь в южном направлении и прикрывая глаза ладонью, добавил он.

Зимнее солнце низко висело в безоблачном небе, а промозглый ветер дул в спину.

Это северный отрог Урзанских гор. Они тянутся от Новой Земли, отделяют Виролантию от Славонской провинции и уходят дальше через Карелину до самого Шанисронда. Если бы у континента был хребет, то им служили бы Урзанские горы.

– Виролантия, – чуть ли не с благоговением прошептал Стрейг.

Твоя родина, полагаю?

Солдат кивнул.

– Хотя я уже больше года не видал тех краёв.

И не увидишь. Как только пересечём границу Венда, нам предстоит сесть на корабль до Хлыстбурга, и кто знает, куда потом тебя отправят.

– Получается, мы на границе? – Стрейг огляделся. Вокруг росла густая зелёная трава и кустарники, однако никаких рубежных стен, отделяющих Новую Землю от Венда, не было видно. Ни единой сторожевой башни, с которой можно обозревать бесплодные просторы. Ни река, ни даже гора не отделяла одну провинцию от другой.

Границы – это воображаемые линии, проведённые людьми, которые предпочитают разделять, а не объединять.

– А как же без границ? – удивился Стрейг. – Без них наступила бы полная неразбериха – никто бы не знал, кому платить налоги, или о вторжении на территорию, например.

Да, может всё и так, но они существуют только на бумаге, как история.

– И какую же историю расскажете вы, когда доберётесь до Хлыстбурга? – В словах молодого солдата послышалась опасная нотка, которая ничуть не обеспокоила Сребротумана. У него и самого настроение достигло опасной черты ещё с момента противостояния с отцом Орловым у костра.

Я сомневаюсь, что моя история имеет значение. Посланница скажет, что на острове я был самым высоко-поставленным Зорким и должен был взять ситуацию под контроль. После этого она уточнит, где я был во время сражения, и удивится, как экзарх моего уровня мог позволить смиренному крестьянину убить всех солдат и половину Святейшего Синода.