Клеймо Порчи, или Ткачи Сарамира - Крис Вудинг

– Дочь, нам нужно поговорить, – чуть помедлив, заговорил Аван. – Ты знаешь, что тайна наследницы вскрылась в тяжелое для Сарамира время. Урожай обещает в этом году быть скудным, несмотря на благоприятные условия погоды, поскольку земля поражена порчей. Опасность исходит отовсюду, и мы не можем допустить, чтобы в таких условиях началась гражданская война.

– Я согласна с тобой. – Мисани склонила голову. – Но императрица настроена решительно и намерена любой ценой усадить дочь на трон. Избежать войны не удастся, поскольку другого варианта просто нет. Даже если мы уступим Анаис, то вряд ли на это пойдет народ Сарамира. Жители Аксеками уже готовы начать восстание.

– Есть другой способ, – возразил отец. – Произведя на свет своего выродка, императрица стала бесплодной. И если избавиться от наследницы, то после смерти Анаис у династии Эринима не останется никаких прав на трон. А может, и раньше.

– Если Люцию… убрать… – медленно произнесла Мисани, тщательно подбирая слова. Разговор этот ей не нравился. – Императрица не остановится ни перед чем и расправится со всеми, кто примет участие в убийстве ее дочери. И тогда гражданская война уж наверняка неминуема.

– Если действовать осторожно и обдуманно, чтобы у Анаис не возникло подозрений, все может получиться. – Он прищурился, и глаза его стали похожи на две маленькие щелочки. – Война не начнется, если смерть наследницы наступит по воле богов.

– Отец, не говори загадками. – На лице Мисани не отразилось никаких чувств. – Что вы задумали?

– Императрица добивается расположения знатных семей, всячески доказывая, что принцесса – нормальный ребенок. По сообщениям наших шпионов, Люция действительно милая девочка, правда, немного… странная. Но какая бы она ни была, какими бы достоинствами ни обладала, мы должны избавиться от наследницы, если под угрозой судьба всего государства.

– С твоего позволения я продолжу, – рискнула Мисани. – Семья Амаха еще не готова к гражданской войне, поэтому народный бунт им сейчас не на руку? Думаю, они просто выжидают и набираются сил для победы над семьей Керестин в битве за трон.

Аван оценивающе посмотрел на дочь неподвижными, как у ящерицы, глазами.

– А ты умна, и мое сердце наполняется гордостью. Но нужно быть еще послушной и внимательной. У нас к тебе поручение.

Мисани наклонила голову в знак согласия.

Аван с довольной улыбкой поудобнее устроился на скамье.

– Ты должна встретиться с наследницей и передать ей подарок. – Он пододвинул поближе парусиновый мешок. Мисани отметила, с какой осторожностью отец это проделал. – Тебя не было на совете, и Анаис не знает, как ты настроена: за нее или против. Императрица будет рада использовать выпавший шанс и склонить тебя на свою сторону. Но когда идут к ребенку, то всегда несут подарки. Ты отправишься во дворец и отдашь наследнице вот этот сверток.

– Что находится в мешке, отец? – спросила Мисани, чувствуя, как кровь стынет в жилах.

Девушка догадывалась, о чем ее просят, и понимала, что не может отказаться. Отец не случайно упомянул об отсутствии дочери на совете, дав тем самым понять, что не потерпит еще одного непослушания. Теперь у Мисани не было выбора.

– Это ночная рубашка, – сказал Аван. – Очень красивая, настоящее произведение искусства. Только ткань пропитана составом, вызывающим костную лихорадку.

Мисани ожидала чего-то подобного, поэтому не выразила никаких чувств.

– Наследница уже через неделю почувствует слабость, а еще через несколько недель умрет. Возможно, кто-то во дворце тоже заразится. Костная лихорадка выбирает своих жертв наугад, поэтому никто не заподозрит, что в болезни виноват подарок. Но даже если такое случится, доказательств не будет. И, следовательно, подозрение не падет ни на тебя, ни на меня.

Ни на Сонмагу, горько усмехнулась про себя Мисани, догадываясь, в чьей голове родился этот план. Снова и снова задавалась она вопросом, что же Амаха обещал Авану за привлечение дочери к столь рискованной затее.

Использование яда считалось в обществе достойным и даже почетным методом избавления от ненужных людей. Но намеренное заражение смертельной болезнью совсем другое дело – такого поступка никто бы не одобрил, а от исполнителя отвернулись бы с ужасом и отвращением все почтенные люди. Действовать так подло могли только дикари. Как же низко пали отец и Сонмага, и в какие глубины мерзости способны они втянуть ее, сделав своей сообщницей?

Нет, не сообщницей, козлом отпущения.

Она пристально посмотрела в глаза отцу. Да, Аван считал, что действует на благо страны, но Мисани прекрасно понимала и то, что он без колебаний пожертвует ею ради спасения семьи – так моряки рубят якорь, чтобы увести корабль от бури. При дворе подобное совершалось едва ли не ежедневно и считалось привычным и будничным, но ей самой еще ни разу не доводилось выступать в роли жертвы. Никогда еще Мисани не чувствовала такого унижения, причем унизил ее тот, кому она доверяла больше всего на свете. Ее употребили, использовали, предали. Низвели до уровня разменной фигуры в политической игре. Любовь к отцу, гнездившаяся в ее душе, сложила крылья и тихонько умерла. Больше всего Мисани потрясло именно это – невероятная хрупкость чувства, казавшегося столь сильным и прочным.

Она еще раз посмотрела на чужака, сидящего рядом на скамье, а затем перевела взгляд на фонтан. Солнце блестело в каплях воды.

– Я сделаю все, как ты скажешь, – покорно произнесла девушка.

Ничего другого ей не оставалось.

У подножия горы Аон, прилепившись к каменному выступу, расположился большой монастырь Аддерах.

Очертания здания свидетельствовали о безумии тех, кто его строил. Каменные стены песочного цвета были, казалось, не сложены, а выплавлены, постройки перетекали из одной в другую; тут узкий проход заканчивался провалом, там – скульптура воющих демонов украшала неуместную башню с высоким шпилем и узким окном. Одна стена полностью была выполнена в форме кричащего лица в тридцать футов высотой, с оскаленными зубами и бешеными глазами. Статуи озирали пустынные окрестности, издавая безумные звуки, когда порывы холодных ветров налетали на их выщербленные от времени тела. Неприступные стены ничего не охраняли. Внутри лестницы вели в никуда, целые анфилады комнат были недоступны, потому что никто не подумал о том, чтобы пробить к ним двери. Похожие на пещеры залы перемежались с крошечными комнатами, слишком маленькими, чтобы встать в полный рост. Этот шедевр оборванного полета дикой фантазии родился из тысячи незавершенных проектов, причуд и капризов, которые, сплавившись воедино, и стали тем местом, где зародилось ремесло ткачей. Здесь была колыбель их силы. Отсюда они следили за землей Сарамира и строили планы.

Ткачи не имели четкой иерархии. Структура их организации отличалась расплывчатостью, и никто толком не знал, какие цели перед ней стоят и во имя каких ценностей она действует. И все же существовал один основополагающий принцип, который объединял всех ткачей: общее благо. Хотя отдельные поступки каждого граничили порой с безумием, все они стремились к одной цели, определенной в качестве главной в данный период времени. Никто ни разу не подверг сомнению это странное групповое сознание, никто не спросил, кем определена эта или иная цель, выработана ли она большинством или кучкой избранных, и кто координирует их усилия. Просто так было. Сила, которая связывала ткачей друг с другом, была сетью, удерживавшей их вместе наподобие тончайших нитей самого Узора.