Молочная даль - Александр Малов

Но голос женщины заставил вспомнить мужчину о Ксюше. О том, какого это быть девятилетним ребенком с неизлечимой стадией лейкемии. И тогда Михаилу стало плохо.

Это вызвало беспокойство у пассажирки. Михаил, испугавшись, что на этом она закончит свою исповедь, тут же спросил:

– И неужели врачи говорят, что ничего нельзя сделать?

Мужчина буквально выдавил из себя этот вопрос. Однако надежда, которая теплилась в нем исчезла так же быстро, как появилась. Неожиданно для себя таксист понял, как же сильно он хочет развернуться и уехать из этого города. В соседний город, страну или континент – куда угодно, где общепринятый строй жизни слишком далек от того, что окружал его последние года. Это было бы место, где учат принимать смерть, а проблемы – как и все радости мира. По большому счету это место, где учат любить жизнь во всех ее проявлениях. И будь у Михаила хотя бы крохотный шанс начать все сначала, то он бы поставил на кон все, что есть у него сейчас.

Потому что у Михаила не было абсолютно ничего.

Только лишь пустые мысли.

Только лишь пустая душа.

«И не самых больших размеров мозг, но и с этим можно жить – непременно сказала бы Анна, будь она рядом.»

«Боже, любимая, как же мне тебя сейчас не хватает»

Да, все что сейчас нужно – забыться. Забыться и начать все с чистого листа: где детине умирают от рака крови, а члены семьи не теряют своих родных одного за другим. И в таких сладостных иллюзиях Михаил бывал тысячи раз, разглядывая бессонными ночами яблоню на заднем дворе дома и придумывая себе лучшую жизнь. Эти мечты о лучшей жизни… неужели что-то подобное ждало его лишь после смерти? Неужели блаженство и нирвана для души открывали свои объятия лишь после того, как умрешь, как достаточно настрадаешься в мире живых?

Так или иначе Михаил знал лишь одно – для него места в этом мире не было.

Ни сегодня, ни тем более завтра.

7

Настроение Михаила пропало окончательно. Боль в висках неумолимо давала о себе знать.

«И неужели врачи говорят, что ничего нельзя сделать?»

– Мы думали, что есть – начала говорить женщина, но с осторожностью, словно поведение таксиста пугало ее все больше и больше. Тогда мужчина попытался выдавить из себя искреннюю улыбку.

«Все-таки сегодня ее исповедь, а не моя, – сказал себе Михаил – ее, а не моя.»

Казалось улыбка подействовала. Пассажирка такси задумчиво смотрела в окно. Возможно она и хотела прервать разговор, но слова уже вылетели из ее уст и теперь ей было просто необходимо выговориться. Главное не останавливаться и не отрывать свой взгляд. Казалось, если Ирина все же сделает это, оторвет свой взгляд, то ее мысли обрушатся на нее и это вернет ее в реальность. В реальность, где даже самая сильная женщина способна разрыдаться от чувства неизбежного.

– У Ксюши выявили хроническую лейкемию, – продолжила она, как ни в чем не бывало, словно речь шла о находке археологов. – Поначалу о болезни даже никто и не знал. Разве это можно узнать, если ребенок активен и чувствует себя прекрасно? А потом… потом ее начали мучить боли в животе. Моя дочь, Мила, лечила Ксюшу, как если бы у нее было простое отравление. Это действительно походило на отравление. Ксюша чувствовала слабость и часто потела. Но когда ей начали ощупывать живот, Мила буквально почувствовала каждый сантиметр печени своей дочери, настолько она выпирала и была огромна.

В этот момент одна из проезжающих мимо машин резко просигналила куда-то в даль. Ирина вздрогнула, первый и последний раз показав свою беззащитность перед всем происходящим. К горлу Михаила подступила резкая порция злобы. Внезапный звук заставил боль в висках наступить с новой силой. Заставил пассажирку замолкнуть. В голове таксиста даже промелькнула мысль о том, чтобы высунуться из окна и крикнуть в ответ водителю что-то мерзкое.

А возможно даже выйти из машины и показать, что бывает с теми, кто отвлекает людей от их исповеди.

Однако Ирина же взяла себя в руки и продолжила свой рассказ. Она чувствовала: идти нужно до конца.

– Мила испугалась. По-настоящему. В следующий час они с Ксюшей уже ехали в больницу, и моя дочь просто молилась, чтобы это оказался не цирроз печени или что-то еще. И Бог ее услышал. О, он приготовил для моей девочки нечто куда более грандиозное.

В этот момент чувство злости исказило лицо пассажирки такси. Теперь она казалась по-настоящему неказистой, даже уродливой женщиной. Найдя в себе силы, она снова оторвала свой взгляд от окна и взглянула на Михаила через зеркало в салоне.

– Почему Господь допускает это?

Слова, произнесенные Ириной, заставили Михаила сжать свои челюсти так сильно, что скрежет его зубов могли услышать, должно быть, даже прохожие с улицы. В словах этой женщины читалась боль. Ее было так много, что на фоне ее спокойствия и хладнокровия, она будто бы приумножалась, уничтожая все изнутри. Мужчина чувствовал ее, потому что ни сейчас, ни когда-либо после, он бы не был в силах ответить на этот вопрос. Почему Господь допускает это? Михаил не знал. Должно быть, не знал никто на всем белом свете. Но, как оказалось, отвечать на вопрос и не понадобилось.

– Я похоронила своих родителей – продолжала пассажирка такси. Ее голос дрожал и в порыве нахлынувших чувств она снова заглянула в экран телефона, рассматривая свою умирающую внучку. В этот момент она смотрела не просто на своего близкого родственника. Она смотрела на нечто сакральное. На то, что сможет понять лишь она одна. На то, что дает ей силы. – Я похоронила своего мужа. А теперь… у Ксюши терминальная стадия. Все произошло так быстро. Мы думали химиотерапия помогает, но потом… нам сказали, что пересадка костного мозга было бы единственным, что спасет нашу Ксюшу. Но уже слишком поздно и…