Золотой петух. Безумец - Раффи

крали овец или перегоняли свои гурты на армянские пастбища. Но обычно противники скоро мирились, так как Фатах-бек и Хачо были не только добрыми приятелями, но и кумовьями. Между армянским старостой и курдским беком были давние связи.

Почему же Хачо так огорчила весть о приезде бека? Скупым его нельзя было назвать, вряд ли его могла напугать мысль принять и накормить целую ораву гостей: двери его дома, как у отца Авраама, были открыты для всех. Странники и чужеземцы всегда находили в его доме приют. Хачо любил повторять, что никогда не садится за стол без гостя. «Хлеб — божий дар, бог нам велел кормить нищих — они божьи люди», — говорил он. Почему же его так огорчила весть о приезде бека?

Погруженный в раздумье, Хачо вышел за ворота дома и стал поджидать бека. Завидя старшину, несколько крестьян подошли к нему.

— Говорят, что приезжает бек, — сказал один из них, — какая нелегкая его сюда несет?

— Курд неспроста является в дом армянина, — хмуро ответил староста.

Над холмами сверкнули острия пик, и через несколько минут показалась группа всадников.

— Едут! — воскликнул кто-то.

Хачо поглядел в ту сторону, но ничего не увидел: ему мешала близорукость.

— Это они, — подтвердил кто-то.

— Братцы, — обратился староста к крестьянам. — Побудьте здесь, пока не придут мои сыновья, и задайте корм лошадям.

Подъехал бек, сопутствуемый целой сворой охотничьих собак и более чем двадцатью всадниками, своими родичами, состоявшими при нем телохранителями. Он сидел на красивом арабском скакуне, сбруя которого была усыпана серебром и цветными каменьями. Беку было за сорок, но на вид ему можно было дать не больше тридцати. Это был статный мужчина богатырского сложения, с мужественным, выразительным лицом. На нем была одежда из дорогого виссона и тафты, расшитая золотом. Оружие у него было в золотой и серебряной оправе.

Пройдя несколько шагов навстречу беку, староста остановился на берегу рва, через который был перекинут мост. Но бек, вместо того чтобы проехать по мосту, подстегнул коня и птицей перелетел через ров. Ловко прогарцевав, он кичливо остановился перед старостой.

— Ну, кум Хачо, как тебе нравится мой конь? — спросил он, поглаживая скакуна по гриве. — Ты знаешь толк в лошадях. Не правда ли, добрый конь?

— Красавец конь, под стать тебе, — сохрани бог, чтоб не сглазить! — даже у Кер-оглы не было такого коня, — ответил староста и, подойдя к лошади, потрепал ее по шее. — Откуда он у тебя?

— Это подарок эрзерумского вали[25], — весело ответил бек. — Он берег его пуще глаза, но не пожалел для друга. Сам он получил его в дар от алепского шейха.

— Красавец конь, — подтвердил староста.

Бек, воодушевленный похвалой, подстегнул скакуна, галопом проскакал несколько кругов и остановил его возле ворот. В движениях и повадках животного чувствовалась порода и мастерство того, кто его обуздал.

Бек спешился, передал повод одному из слуг и приказал позаботиться о разгоряченной лошади.

Староста повел гостей в ода, тщательно убранную для приема бека. Пол в ней был устлан дорогим персидским ковром, вдоль стен на ковре лежали в ряд мягкие подушки.

Соблюдая правила гостеприимства, староста учтиво обратился к гостям:

— Мой дом — ваш дом, я ваш покорный слуга, располагайте мной. Мои сыновья — ваши рабы, а невестки — ваши служанки. Добро пожаловать, тысячу раз добро пожаловать! Все, что есть у меня, — ваше. Приказывайте, я готов вам служить. Прошу вас, садитесь.

Бек поблагодарил. Один из сыновей Хачо, подойдя к нему, снял с него красные сапожки. Бек сел на приготовленную для него подушку на самом почетном месте. Рядом с ним сели два его двоюродных брата и другие родственники. Часть слуг осталась стоять в покорном ожидании, положив руки на рукоятки кинжалов, заткнутые за кушаки. Остальные вышли во двор, чтобы позаботиться о собаках и лошадях.

И бек и его слуги, кроме кинжалов, были вооружены саблями, пистолетами, ружьями и луками, хотя они приехали в гости. Курд и у себя дома, и на улице даже в мирное время не расстается с оружием. Ни сам Хачо, ни его сыновья, вернувшиеся с поля и помогавшие отцу принимать гостей, не имели при себе оружия.

Прежде всего гостям подали черный кофе в красных маленьких чашечках.

— А где же Степаник, что-то его не видно? — спросил бек. — Я привык в этом доме принимать кофе из его рук.

Староста, скрывая неудовольствие, велел позвать Степаника.

Тот немедленно явился. Его простодушное лицо сияло улыбкой. Подойдя к беку, он поцеловал ему руку (этот обычай ввели курдские беки). Погладив шелковистые волосы юноши, бек сказал:

— Ты видел, какую хорошую штучку я тебе привез?

— Видел, — краснея, ответил Степаник, — вы привезли мне красивую козулю. Я хотел накормить ее, но она не стала есть траву.

— Поглядите-ка, он уже завладел подарком, — засмеялся бек, обращаясь к Хачо.

— Я знал, что вы ее привезли для меня, потому и взял, — смущенно заметил Степаник.

— Ну иди поиграй со своей козулей, — сказал бек.

Юноша поклонился и ушел.

— Смекалистый у вас сынок, — похвалил бек, — мне кажется, что ему приятно получать от меня подарки.

— К сожалению, вы сами его к этому приучили, — с принужденной улыбкой сказал староста.

— Ах, как хороши ваши горы, кум Хачо, — перевел разговор бек, — на каждом шагу попадается дичь: олени, лани и серны бродят целыми стадами, а куропаткам и диким голубям нет числа. Ту самую козулю, которую я подарил Степанику, поймали мои борзые. Если б вы знали, какие превосходные у меня борзые! Это дар зиланцинского бека. Взамен я послал ему двух мулов, хотя, говоря между нами, этих мулов мы отняли у паломников, направлявшихся в Мекку. Но борзые у меня превосходные. Они мчатся быстрее человеческой мысли.

Разговор бека шел о собаках, охоте, лошадях и всевозможных разбойничьих подвигах, о которых он рассказывал с явным удовольствием. Хотя старика Хачо и тяготила его болтовня, но из приличия он время от времени вставлял слово в разговор.

Подошло обеденное время. На ковер расстелили скатерть и на нее поставили огромные блюда с пловом и целиком зажаренными барашками. Подали кувшины, наполненные всевозможными шербетами и похлебкой из молочной сыворотки, которую пьют ковшами. Спиртных напитков не было. Стали обедать.

— Вы своих овец еще не выгнали на пастбища? — спросил бек у старосты.

— Нет еще, — ответил старик, — погода может подвести, апрель месяц шалый.

— Тепло и холод — все в руках божьих, кум Хачо, чему быть, того не миновать, — сказал бек. — А наши овцы вот уже больше недели как на полях. В этом году у нас что то