Блокада. Книга 3. Война в зазеркалье - Кирилл Бенедиктов

Маленький отряд возглавляла Мария фон Белов, постоянно сверявшаяся с новой картой. За ней топал бритый громила Фрицци, в руках которого автомат казался игрушкой. Третьим шел Гегель. Раттенхубер, к большому удивлению Гегеля, решил остаться в крепости.

— Вы не идете с нами, оберфюрер? — спросил его Эрвин.

На жестком лице телохранителя не отразилось никаких эмоций.

— У меня приказ — обеспечить безопасность фрау фон Белов. Я не считаю, что в данный момент фрау фон Белов что-то угрожает. К тому же рядом с ней будете вы с шарфюрером.

Судя по тону, которым были сказаны эти слова, Раттенхубер уже успел протрезветь. К Марии он, однако, так и не подошел, и вообще старался держаться от нее на расстоянии. Фон Белов, в свою очередь, не обращала на него никакого внимания. Контрразведчик дал себе зарок обязательно выяснить, что за черная кошка пробежала между ними.

Мало-помалу окружавший их каменный хаос начал действовать Гегелю на нервы. Дорога, по которой он добирался до древней крепости, по сравнению с этим мертвым ущельем казалась живописным и уютным уголком. Эрвин вспомнил свои утренние грезы о жизни в горном раю и горько посмеялся над ними. Расщелина, по которой они двигались, напоминала в лучшем случае чистилище — и явно ту его часть, что располагалась неподалеку от адских врат.

Мария фон Белов остановилась и помахала ему рукой. Шарфюрер угрюмо посторонился, давая Гегелю дорогу — тропа в этом месте была узкой.

— Сейчас мы вот здесь, — Мария ткнула в карту накрашенным ноготком. — От цели нас отделяет меньше километра.

— Ну, так давайте же их преодолеем, — усмехнулся Гегель.

— Вы, кажется, просили о награде, Эрвин? — слегка прищурилась фон Белов. — Вы ее заслужили. В Хранилище мы войдем вместе — только вы и я.

Прежде, чем контрразведчик успел как-то отреагировать, Мария повернулась к шарфюреру.

— Фрицци, ты останешься здесь, внизу. Дальше пойдем только мы с господином Гегелем. Будешь охранять тропу на случай внезапного появления русских. Тебе все ясно?

— Так точно, — рубленое лицо шарфюрера было бесстрастно. — Когда мне ждать вашего возвращения?

Фон Белов бросила взгляд на часы.

— Не раньше половины седьмого. Если нас не будет до восьми, поднимайся наверх.

— Наверх? — переспросил Гегель. Никакого намека на тропу, по которой можно было бы подняться к нависавшим над расщелиной уступам, он не видел.

— Если карта верна — а пока у меня не было оснований сомневаться в ее точности — через сто метров мы увидим водопад. За ним есть грот, из которого можно подняться на площадку, поэтически названную полковником Диксоном «гнездом орла». Не будем терять времени, скоро начнет темнеть.

Водопад обнаружился за поворотом ущелья — прозрачная струя воды падала с двадцатиметровой высоты, в брызги разбиваясь о гранитные глыбы, похожие на застывшие волны каменного моря. Ни озера, ни ручейка водопад не образовывал — вода бесследно уходила куда-то в щели между камнями.

— Судя по карте, под нами протекает подземная река, — пояснила Мария. — Нам нужно пройти сквозь водопад. Я была бы очень благодарна вам, Эрвин, если бы вы подали мне руку…

Гегель без колебаний шагнул под секущие ледяные струи. За прозрачной стеной обнаружился узкий лаз, наполовину загроможденный каменными осколками. Эрвин обернулся и протянул руку Марии. Ее тонкие пальцы обхватили его запястье. Изящный прыжок — и вот уже она стоит рядом с ним, вымокшая с головы до ног, с блестящими зелеными глазами, тяжело дышащая от возбуждения.

Гегель положил свои руки ей на бедра и привлек Марию к себе. Почувствовал, как она напряглась в его объятиях. Наклонился и жестким, солдатским поцелуем впился ей в губы.

Она ответила. Ответила так, что у него потемнело в глазах. В ее поцелуе была страсть, и жестокость, и стремление поступать наперекор. Она укусила его до крови, а потом слизнула эту кровь своим языком.

— Мария… — выдохнул он, когда первая вечность все-таки закончилась.

Она, напряженно улыбаясь, приложила свой палец к его окровавленным губам. Гегель вспомнил, что она уже касалась его так — в ставке «Вервольф», перед тем, как фюрер поручил ему это задание. Уже тогда в этом жесте можно было угадать обещание — вот только он был слишком слеп, чтобы его разглядеть.

— Не надо слов!

Гегель не стал спорить. Второй поцелуй был похож на первый — и еще больше напоминал схватку. Каждый хотел быть сильнее. Никто не готов был уступить. В какой-то момент Мария захотела вцепиться ногтями ему в спину, но Гегель перехватил ее руки и с силой отвел их вниз. «Не хватало еще, чтобы она поломала ногти о мой корсет», — пронеслось у него в голове.

Фон Белов, впрочем, восприняла его жест как попытку навязать ей свою волю. С усмешкой, не предвещающей ничего хорошего, она отвела руку назад и влепила ему пощечину. У Эрвина загудело в ушах, он почувствовал, как ярость застилает ему глаза.

Зарычав, он разорвал на ней рубашку. Небольшая крепкая грудь Марии тут же заблестела от брызг водопада. Гегель обхватил женщину за талию, поднял (ребра заныли даже сквозь амидоновую блокаду) и посадил на выпиравший из стены камень. Прильнул губами к тугому коричневому соску.

Укусил.

Мария закричала. Ударила его коленом в живот, но он успел вовремя напрячь мышцы пресса и почти не почувствовал боли.

Притиснул ее к скале. Левой рукой сдавливал грудь, правой рванул вниз юбку. Треск разрываемой ткани необычайно возбудил Гегеля. Фон Белов, наконец, перестала вырываться, откинулась назад, застонала глубоким, чувственным голосом. Каждая женщина в глубине души хочет, чтобы ее изнасиловали, вспомнил Эрвин чьи-то слова. Кто же так говорил? Возможно, даже сам фюрер…

Он быстро расстегнул брюки. Властным движением привлек к себе Марию и, преодолевая слабеющее сопротивление, вошел в нее — резко, сильно, как входит победитель в город, не выдержавший осады.

Ему еще ни разу не доводилось заниматься любовью в столь неподходящих условиях. Спину Гегеля полосовали струи воды, ребра под корсетом отзывались тупой болью при каждом движении. К тому же ему приходилось поддерживать Марию за бедра — она изо всех сил вжималась в мокрый камень, но постоянно соскальзывала вниз. Он видел ее широко распахнутые глаза, ее белые, сахарные зубы — она что-то кричала ему в лицо, но Гегель не слышал. Он чувствовал ее запах, запах горьких трав и нежных эдельвейсов, запах ледников и каменных осыпей, запах ветра и крови. Этот запах закружил ему голову, поймал его в ловушку и не выпускал. Эрвин спрятал лицо в ложбинке между ее грудей — здесь запах был самым сильным. Мария обхватила его голову руками и прижала к себе так крепко, что у него перехватило дыхание.

— Мой Ясон, — задыхаясь, выкрикнула она, — о, мой Ясон!

— Заткнись! — глухо прорычал Гегель.

В следующий миг ему показалось, что он взорвался, превратился в бомбу, разрывающуюся на миллион осколков, в мириады звезд Млечного Пути, разлетающихся от эпицентра чудовищной космической катастрофы, в слепящую вспышку белого света. Ноги Марии сжали его бедра с такой силой, что Гегель пошатнулся и едва не упал.