Если б я был русский царь. Советы Президенту - Евгений Сатановский

Еще одна причина – интересы верхов. Кого назначить визирем, канцлером или главнокомандующим – всегда проблема. Назначали иноверца или инородца, потому что бунта не поднимет, владыку не свергнет и свою династию не установит. Не пойдут за ним ни холопы, ни бояре, ни гвардия. Ненавидеть его будут и подозревать во всем. Не будет у него опоры, и потому он безопасен. Опять-таки, это абсолютно стандартная историческая ситуация. И, наконец, очень часто просто некого звать, кроме «варягов». Потому Ломоносов и был первым русским в Академии наук, что не из кого ее было делать, кроме как из немцев. Потому евреев так много в академической, культурной и государственной элитах. Когда нужно развивать науку, искусство или нужны управленческие кадры, их берут из тех, кто умеет делать то, что нужно. Во времена Ассирийской империи не случайно были организованы переселения народов. Крестьян оставляли на месте, а из завоеванных провинций выбирали всю военную элиту и управленческие кадры, переселяли их в другую провинцию и там давали командовать армией, строить храмы и налаживать сельское хозяйство.

Сначала сам научись у того, кто знает, что и как делать, а потом ставь своих. После того как они научатся, начинается русификация управленческих кадров. То же в науке, медицине и образовании. Другое дело, что есть те, кто по-настоящему умеет делать то, что нужно на том уровне, на котором нужно. Но существуют и люди, которые научиться не могут, хотя получить то, что причитается в результате, им хочется. Людей с амбициями всегда больше, чем людей с головой. Когда это несоответствие присутствует, и поднимается крик о засилье инородцев и иностранцев. Мы провели уникальный эксперимент после развала СССР. Из Советского Союза уехало несколько миллионов человек, в том числе евреи, немцы и армяне. Стало ли от этого лучше медицине, науке, образованию? Нет. Очень часто места, которые освободились, заполнить просто некем. Понятно, что в споре министра Голиковой с детским хирургом Рошалем у того с национальной точки зрения никакого шанса нет. Но если нужна операция, идут к хирургу, а не министру. Другое дело, что начальство в России детей ни воспитывать, ни образовывать, ни лечить не будет, а чтобы далеко не ездить, в Лондоне и живет. Но это не только наша проблема. В США говорят, что русских много сразу в нескольких отраслях знаний: медицине, биологии, математике, химии, физике, космических исследованиях и прочих высоких технологиях. Да и в Израиле местные сторонники борьбы за права старожилов клеймят понаехавших. Забавно.

В связи с этим в кругах эмиграции принято много и невнятно рассуждать о «русской душе». Автор не знает, что такое русская душа. Можно считать это теоретическим маркером. У русских есть душа, у итальянцев вкус, у англичан юмор, у французов шарм и так далее. На самом деле у каждого народа есть нечто такое, что он полагает отличительной чертой. Особенно часто этим понятием пользуются те, кто к этому народу не принадлежит. Духовность, с другой стороны, является следствием некоторого смешения в одном флаконе национальных достоинств и национальных недостатков, наиболее щедро выпячиваемых, часто не столько реальных, сколько типовых. Мы не потому много пьем, что мы алкоголики, а посидеть любим, поговорить по душам. Мы не потому плохо живем, что не можем вокруг себя подмести – лень-матушка обуяла, обломовщина, а потому, что духовности в этом нет, метлой целый день махать. С другой стороны, всегда можно списать на это какие-то национальные достоинства. Правда, потом выясняется, что в Прибалтике русский бизнесмен – помесь прагматичного американца с упорным немцем и добивается успеха, которого местная элита добиться не может, несмотря на поддержку государства. Тогда ни про какую его духовность не говорят, а говорят обычное: понаехали инородцы проклятые, как тебя ни гнобь, ты сквозь асфальт прорастаешь. Выясняется, что русский, оказавшийся вне родной среды: в Китае, Америке, Израиле, Германии, Австралии или Южной Африке, – работящий, жесткий, прагматичный и толковый человек. При этом он не забывает читать книги, воспитывает детей образованными, и на идеи левого толка его не поймаешь – он при этом безобразии жил три поколения. Поэтому на демонстрации протеста он в массе своей не идет, а лучше лишнее что-нибудь заработает и личное пространство обустроит. Бюргерство в чистом виде, с которого Голландия, Германия и Британия и начинались. Фактор отрадный, поскольку именно с консервативного и работящего бюргерского сословия и начинается нормальная жизнь в любой стране.

Еще раз повторим: живем одновременно и в стране, и в государстве. Страны в нашей жизни полным-полно в ежедневном режиме. Государства мало, и чем оно толковей устроено, тем его должно быть меньше. Рожает и выкармливает мама, а не загс, который выписывает документ, в котором фиксируют, кто, когда, кого и от кого родил – не более того. Домашние, родные, любимая собака, аквариумные рыбки за стеклом, качели во дворе и поцелуи под березой (сосной, осиной, дубом или амурским бархатом) происходят в стране и, более того, в пределах малой родины: двора, деревни или квартала в городе, где и проходит жизнь. Птицы щебечут, кошки орут на крышах, и журавли клином плывут по небу в стране, не в государстве. Моржи – ластоногие в океане, двуногие в проруби на Крещение – это страна. Лес, поле, горы, степь и океан – страна. Сплав кругляка за границу, уничтожение коллекций семенного фонда, взрывные работы на горных выработках, распахивание целины и утечки нефти – это государство. Краснокнижные архары, цокающие по склону в заповеднике – страна. Прилетевшая на вертолете пострелять их столичная сволочь, которой местная губернская сволочь устроила эту охоту, окончившуюся гибелью невинных людей и зверей, – это в страну залетело государство. Почему, собственно, браконьерство национального масштаба ничем и не окончилось. Как ничем не кончается любая дурь, если ее творят «люди государевы». Хоть на революционном крейсере гуляй, хоть дворцовые сервизы бей, хоть музеи разворовывай. Слово и дело, понимаешь. Все, что сделал податель сего, он сделал в интересах Франции – подпись: Ришелье.

Государство выдает документы, существует где-то там и в нормальной жизни мало кому интересно. Кто-то где-то им занимается всерьез или на него работает, но для большинства людей оно возникает лишь на экране телевизора или в конторе, которая выдает справки. Если телевизор не смотреть и за справками какое-то время не ходить, страна вокруг останется, а государства будет много меньше. Мечта всех русских анархистов, начиная с раздражавшего Карла Маркса Бакунина и князя Кропоткина, в московском особняке которого юмористы из органов в конце 80-х разместили палестинское дипломатическое представительство. Судя по итогам эксперимента, анархия – не мать порядка, да и на мачеху не тянет. Пока же рудимент палестинской революции, у которой, как и положено уважающей себя революции, нет и не предвидится конца, занимает ценную историческую недвижимость в центре Москвы, демонстрируя, что государственная система может что угодно напортачить, но принципиально не способна ни к какому исправлению того, что ею сгоряча или по невесть кому в голову въехавшей дури было учреждено. Вообще-то, и страна, и государство – результат исторического развития. Напластование слоев. В какую именно эпоху учредили или перетрясли с корнями то или иное ведомство: революционную, репрессивную, консервативную или либеральную – важно и для его дальнейшей судьбы, и для тех, кто с ним столкнется. Влияет на традиции, стиль работы и дееспособность. Именно поэтому отечественный МИД, прокуратура и суды проявляют к любым попыткам реформирования свыше не просто феноменальную устойчивость, но вязкость и упругость первобытной смолы, способной зачморить в янтаре любое насекомое, гася в своей среде любые внешние новации. Школы Вышинского и Молотова, отстроенные под любовным надзором Хозяина и его правой руки, батоно Лаврентия, и укрепленные их преемниками, прошли оттепель, застой, перестройку, распад СССР и вставание с колен на одном дыхании, как учила партия. Они пережили эту партию и переживут кого угодно. Существуют они сами по себе, живут по своим собственным законам, и это есть реальность, данная всей стране в ее ощущениях.