Заброшенный в природу - Милен Русков

не умер, выкурив всего полтрубки. Табак он неблагоразумно купил в Бирмингеме. Когда впоследствии мы сделали анализ этого табака в моей лаборатории на Фэнчер-стрит — как вы знаете, джентльмены, я имею удовольствие работать аптекарем, — мы были поражены, сколько в нем содержится соли… Я думаю, что в Бирмингеме смачивают табак водой и посыпают его солью. Подобное нельзя заметить невооруженным глазом, но, разумеется, это делает табак значительно более тяжелым, что позволяет бессовестным торговцам выкачивать из вас деньги. Если вы станете курить такой табак, ваш организм серьезно пострадает, но не от табака, джентльмены, не от табака, а от соли. Поэтому хочу дать нашим курильщикам один совет. Большинство из вас, конечно, слышали от табакоторговцев такие слова: «Пусть Лунный человек насладится своей трубкой!» И на этикетках у таких торговцев нарисован курящий трубку человек, а клубы его дыма закрывают небо. И внизу надпись: «Кто сможет превзойти тебя в курении, Лунный человек?» Я вам рекомендую, джентльмены, покупать табак именно с таким знаком, ибо он — чистый и качественный. Никто не застрахован, конечно, от бирмингемских фальсификаторов, но пока еще они не научились подделывать этикетки.

«Да, поистине полезная речь», — думал я. Хорошо, что дебаты от теории перешли к практике. А еще лучше, что в Испании такой проблемы не существует. Там, где продают табак в виде сигар и сигарилл, то есть, в виде свернутых в трубочку табачных листьев, такую подмену сделать трудно? Здесь же трубочный табак продается измельченным, и в него можно добавить что угодно. И неслучайно это придумали голландцы. Голландцы-торгаши всегда жульничают. Вот и придумали измельчать табак для трубок. Они, конечно, ссылаются на индейцев, якобы те делают так, но на самом деле имеют целью увеличить количество курительного табака. Если вы спросите в Испании, что там думают, например, о голландцах, вам много чего расскажут. Если б они не были такими мошенниками, дюк де Альба давно бы расправился с ними. Так нет же. Голландцы появляются в одном месте, наши бросаются туда, чтобы сразиться, а они атакуют совсем в другом месте. Голландцы хитрят, лгут. Отвратительные люди.

— Да, это так, — отозвался король, — продавец табака — единственный человек, который знает, что в нем намешано. Многие об этом говорят, но все без толку, а для торговца табак — это средство существования, это его еда, питье и одежда. В таком магазине большое значение имеет чуткий нос. Люди словно разговаривают носами, а дым становится их словами. И помимо прочего, это единственное место в стране, где славят Испанию больше, чем Англию… Итак, джентльмены, желает ли кто-нибудь высказаться, прежде чем я произнесу заключительную речь?

Поднял руку доктор Чейнелл и ему сразу предоставили слово. Он выпрямился, все так же держа трубку в левой руке, и сказал:

— Ваше Величество, достопочтенные джентльмены, я предлагаю закончить дебаты на более оптимистичной ноте, прибегнув к помощи искусства. И вправду, для чего служит искусство, если не для этого? Ведь наши литераторы открыли приятные для них свойства табака, о которых в солидных медицинских фолиантах нет ни одного упоминания. Я, например, вспоминаю одного писателя, остроумно заметившего в своей книге, что табак приводит в норму пьяницу после попойки. А наш поэт Марстон последовательно описывает, если я не ошибаюсь, все действия табака, которые делают нашу жизнь приятной и счастливой:

Музыка, вино, табак и сон

Прочь гонят грусти волны.

Как мне думается, достопочтенные джентльмены, он абсолютно прав, причем заметьте, табак у него идет после вина. Благодарю вас, благодарю, — раскланялся доктор Чейнелл в ответ на вспыхнувшие аплодисменты. — Итак, джентльмены, — вновь продолжил он, — здесь рядом со мной сидит мало кому известный поэт. Вскоре все будут говорить о нем, хотя сегодня, вероятно, вы впервые услышите его имя. Это мистер Бартон Холлидей. Он написал весьма остроумное стихотворение из восьми строф, воздавая восторженную хвалу табаку, при этом стихотворение выдержано в духе классического бурлеска. В нем столько соли, что, казалось, его долго вываривали в собачьей урине… спасибо, спасибо… В стихотворении автор изображает табак, величая его мистером Табакко, в роли музыканта, врача, юриста, путешественника, бродяги и хвастуна. Я что-нибудь упустил, мистер Холлидей? — обратился он к человеку, сидящему рядом.

— Да, ответил тот. — Табакко выступает еще и в роли критика.

— Ах, да, — кивнул доктор Чейнелл. — Я предлагаю, джентльмены, послушать самого мистера Холлидея.

С этими словами доктор Чейнелл уселся на место, а мистер Холлидей прокашлялся и сказал:

— Это стихотворение, джентльмены, следует читать в сопровождении арфы и хора. К сожалению, в настоящий момент я не располагаю ни тем, ни другим, из-за чего предлагаю вам удовольствоваться самим текстом.

— Мистер Табакко… Ах, да, добавлю еще, что я несколько сокращу хоровую партию, которая следует после каждого куплета.

Итак, «Мистер Табакко».

Табакко — музыкант,

Но трубку свою обожает.

Он исполняет каденцию

Носом, и мелодия

Приобретает

Неповторимый вкус.

Табакко — адвокат

И всякий к нему стремится.

За пять-шесть пенсов

Получишь наставление

Ценою в целый фунт.

Дальше я не стал записывать, потому что мне показалось это неважным. Но сам стих не был лишен остроумия и вызвал в зале смех и аплодисменты, у этого поэта и вправду большое будущее. Конечно, до Пелетье дю Мана ему далеко, но тем не менее, стоило обратить на него внимание.

Затем король произнес короткое заключительное слово, предварив его приветствиями, длившимися не менее двух минут:

— Тот факт, что есть люди, которым табак приносит пользу, доказывает не столько достоинство табака, сколько их жалкое состояние, и совершенно очевидно, что их тела уподобились телам варваров, ибо для них становятся полезными те лекарства, которые полезны варварам-индейцам. Потому я и предлагаю им, а также тем докторам, которые верят в целебную силу табака, присоединиться к индейцам вместе со своим отвратительным лекарством.

На этом дебаты завершились. Как мне кажется, обе стороны пребывали в хорошем настроении и были удовлетворены. Во всяком случае, у нашей «партии» были все основания оставаться довольной. Я, мистер Фрэмптон, доктор Монардес, доктор Чейнелл, доктор Беркли, поэт Холлидей и аптекарь Венер засиделись допоздна в таверне при постоялом дворе «Тога и заяц», где провели необыкновенно приятный вечер. Меня устроили на ночлег в самой фешенебельной комнате из тех, в которых мне когда-либо приходилось останавливаться. При ней была даже облицованная камнем терраса. Поскольку я во время дебатов перевозбудился и мне не хотелось спать, я вышел на террасу и засмотрелся на звездное небо.