Самый страшный след - Валерий Шарапов

— Да ты поешь, Акимушка. — Александр пододвинул к нему кулек. — Это же Иван Харитонович вчера для тебя на могилке оставил. Ты видел его?

— Видел. Из кустов наблюдал, — кивнул тот. И протяжно вздохнул: — А вот похороны проспал. До этого всю ночь ворочался, вспоминал отца Иллариона, плакал. А под утро в такой глубокий сон провалился, что очнулся лишь к вечеру, когда уже все разошлись.

Он взял хлеб, отломил маленький кусочек, положил в рот и стал медленно жевать.

— Слушай, Аким, а как же цыган Яков узнал, где вы живете? — поинтересовался Старцев. — Из лагеря он вышел в сорок втором году, дальше, судя по твоему рассказу, искал семью и табор.

— С табором он встретился через год, в сорок третьем, — все так же потягивая гласные, спокойно ответил послушник. — Потом прибыл в Подмосковье. Вначале табор обосновался под Богородском…

— Это который теперь Ногинск?

— Да. Просто отец Илларион его по старой привычке Богородском называл. Во-о-от… а годом позже табор выбрал стоянку возле железнодорожной станции Мытищи.

— Значит, их встреча состоялась в сорок четвертом?

— Да. Яша узнал, что настоятеля церкви в Челобитьеве зовут отцом Илларионом, и тут же примчался. Чуть лошадей не загнал… — по-доброму усмехнулся Акимушка и поглядел повлажневшими глазами в небо.

* * *

Поочередно проверив все кабинеты на этаже, на ходу интересуясь у медперсонала, не видел ли кто врача Василькову, сотрудники МУРа вернулись к лестнице. Кто-то мельком видел ее в начале трудового дня, кто-то заглядывал и здоровался в течение следующих пятнадцати минут. Позже не видел никто.

Баранец сгонял вниз и поинтересовался у седой женщины в регистратуре, не выходила ли Валентина из отделения. «Нет, — уверенно ответила женщина, — за прошедший час никто из врачей отделение не покидал».

— А что там? — кивнул Егоров на уходящее вверх продолжение лестницы.

— Должно быть, чердак, — ответил Бойко.

Василий моментально принял решение:

— Баранец и Ким, вы дежурите в нижнем холле! Горшеня, остаешься на втором этаже! Олесь, за мной!

Достав пистолеты, они поднялись на один пролет. Лестница действительно заканчивалась небольшой площадкой, имевшей единственную боковую дверку. Ни замочной скважины, ни скоб для висячего замка. Значит, дверка должна быть открыта.

Егоров ухватился за ручку и подергал ее вперед-назад.

— Закрыто изнутри, — негромко сообщил он.

— Что будем делать? — зашептал Бойко. — Может, позвонить в управление и вызвать подкрепление?

— Подкрепление нам не помешает. Хотя бы для того, чтобы оцепить здание. С чердака наверняка есть выход на крышу, этот гад может сигануть поверху.

Олесь с сомнением покачал головой:

— Высоковато. Здание очень старое — погляди на высоту потолков.

— И все равно шанс уйти у него имеется. Ты вот что… — Егоров почесал стволом «ТТ» подбородок, — спустись вниз и прикажи Горшене, Баранцу и Киму разойтись по разным углам и поглядеть вверх. Только пусть стоят у стен и далеко не отходят. А сам позвони из регистратуры дежурному по управлению. Запроси пару машин и пять-шесть сотрудников в помощь.

— Понял.

— Только быстро, Олесь!

* * *

— То есть Якова ты категорически исключаешь из списка подозреваемых?

— Да, вот именно так, как вы сказали, — категорически. Я даже думать об этом отказываюсь, — удивленно моргал Акимушка длинными ресницами. — Разве сын способен убить отца?

— Чернов тоже считал Иллариона своим отцом? — справился сидевший с другой стороны Васильков.

— Отец Илларион всех нуждавшихся в его помощи считал своими детьми и становился для них настоящим отцом. Для Яши Чернова и Вани Сермягина — на несколько дней. Для таких, как я, — надолго.

Кивнув, Старцев полез в карман за новой папироской.

— Ладно, с этим разобрались, — чиркнул он спичкой. — Теперь давай вернемся к моему первому вопросу: зачем ты сбежал из церкви в лес?

— Отец Илларион приказал, — потупил взор послушник.

— Почему? Он кого-то заподозрил? Или предчувствовал неладное?

Видимо, осознавая, что пришло время рассказать следователям все начистоту, Акимушка проглотил последний кусочек хлеба и начал:

— В Мытищах на торжественном митинге по случаю нашей Победы отец Илларион заметил страшного человека, с которым встречался до этого.

— Постой-постой, — перебил Старцев. — Он же повстречал там Ивана Сермягина.

— С Ваней к тому моменту они уже расстались. А человек этот стоял на трибуне, он узнал отца Иллариона. Отец вернулся в Челобитьево очень встревоженным и плохо спал ночь. Наутро пришел в церковь и повелел мне собираться, сказал еще, что «такие способны на любую подлость».

— Так и сказал?

— Да. Я его слова хорошо запомнил.

— Имя, фамилию не называл?

— Нет.

— Почему же отец Илларион сам не скрылся? Или не пришел к нам?

— Думаю, человек этот был непростой. А отец Илларион, хоть и побаивался его, прятаться от опасности не привык.

Ответы Акимушки касательно «страшного незнакомца» из Мытищ Старцева не удовлетворили. Ни имени, ни координат. Однако им с Васильковым удалось-таки отыскать в здешнем лесу едва ли не самого важного свидетеля, с помощью которого в оставшиеся сутки отведенного срока майор надеялся выйти на след убийцы.

— Хорошо, Аким, собирайся, поехали, — сказал Иван, поднимаясь и отряхивая от сухой травы брюки.

— Куда? — с детской наивностью спросил тот.

— К нам в управление. Там покушаешь по-человечески, приведешь себя в порядок. Заодно еще раз подробно обо всем расскажешь.

— Я не могу. Можно я останусь здесь, возле отца Иллариона?

Сидевший рядом Васильков приобнял его.

— Акимушка, сколько можно жить в лесу? Скоро осень наступит, придут холода, ляжет снег. Да и пищу тебе носить сюда никто не станет. Поехали. А то времени у нас мало, а дел — невпроворот. И убийцу надо найти, и украденные из церковной кассы деньги с иконами в золотых окладах…

И тут послушник их огорошил:

— Убийцу нужно обязательно найти и покарать по всей строгости закона. А деньги и ценности никто не крал.

Сыщики замерли, на пару секунд потеряв дар речи.

— Здесь они, — хлопнул Аким по травянистому бугру.

— Дерн, — прошептал Васильков, приметив подрезанную землю вокруг бугра. — Как же я сразу не догадался?

— Так отец Илларион приказал тебе перебраться в лес вместе с церковной кассой и иконами? — изумленно переспросил Старцев.