Мы восстанем завтра - Анатолий Гончар

Взрыв пошатнул здание, и, скрепленное непрочной «цементосодержащей» массой, оно качнулось и, заваливаясь вовнутрь самого себя, рухнуло.

Отец Андрей замер – грохот рухнувшего строения на мгновение заглушил все звуки. Случившееся поразило всех – выстрелы на минуту стихли. Старший сержант обхватил рацию, поднес микрофоном к губам:

– Олег! – Тишина. – Олег! – И тут же понимая, что бесполезно, но надеясь на чудо: – Кожин, Пешков, прием! – Гробовое молчание. – Семен! Ответьте. Прием.

Стрельба со стороны противника возобновилась. Обтекая стоявшие на пути здания, к позициям обороняющихся потянулись многочисленные группки боевиков. Отец Андрей поднял автомат, в глазах стояла муть. С трудом прицелился, заставил себя задержать дыхание, и длинная вереница трассерных пуль понеслась к наступающему противнику. Один из бежавших бородачей споткнулся, словно зацепившись ногой о преграду, повалился на выложенную плитками дорожку. К нему бросились сразу двое. Первый тоже упал, второй метнулся в сторону, не видя стреляющего, открыл беспорядочный огонь по окнам расположенного напротив здания. Ему помогли, кто-то все же засек позицию священника, и по стенам комнаты защелкали пули. Следом туда же полетели ВОГи. Старший сержант и находившийся рядом с ним Лаптев выскочили на лестничную площадку. Рука священника вновь потянулась к радиостанции, и только тут он заметил, что черная коробочка VX расколота надвое. Выругавшись, отец Андрей отшвырнул в сторону бесполезную рацию, сжал челюсти так, что захрустели зубы, отстегнул от автомата початый магазин и пристегнул на его место новый.

– Все, парень, отходим.

– А как же? – Повернувшись к Рукину, Эдуард кивнул за спину.

– Встретим в другом месте. Уходим! – Многое повидавшего священника душил спазм горла – боль за погибших ребят давила сердце, в душе бушевало желание мстить, но он понимал – долго им здесь не продержаться: боевики подошли почти вплотную, еще минуту, и они, зайдя с торца здания, примутся зачищать подъезды. А вот если удастся отойти, хотя бы к завалам рухнувшего дома, появится шанс продолжать надирать ваххабитам задницу или, по крайней мере, слегка намыливать холку. – Бежим к развалинам. Будем стоять там.

– В развалинах?

– На месте определимся. Только в темпе, в темпе! – Старший сержант торопился, с каждой секундой вырваться из здания становилось сложнее.

– Я понял. – Эд шмыгнул носом, кивнул, и они поспешили вниз по лестнице. Выбежали из подъезда. Низко пригибаясь, миновали стоявшие в ряд легковушки и перебежали к открытой со всех сторон детской площадке. До ближайшего здания оставалось совсем немного.

– Не останавливайся, – священник тяжело, с хрипом дышал, ноги подкашивались от усталости, – беги, беги!

Вертя головой во все стороны, Эдуард со всех ног бросился вперед. Следом за ним, с трудом, тяжело ступая, бежал отец Андрей.

Они едва успели преодолеть открытый участок, как вслед понеслись запоздалые выстрелы. Но все пули пролетели мимо. Старший сержант упал за нагромождение бревен, тех, что остались от недавно спиленных деревьев, упал, не в силах сделать ни шага.

– Давай сюда, дед! – Уже успевший забежать за угол здания Эдик остановился и замахал руками. – Давай, давай!

Опираясь на приклад автомата, старший сержант поднялся. Сердце бухало в безудержной гонке, легкие вздымались со свистом. Напружинившись, отец Андрей сорвался с места и почти тотчас с воплем повалился на землю. Распластался, заскрежетал зубами. Попавшая в небольшую канавку нога оказалась неестественно вывернута.

– Давай, дед! – вновь крикнул Лаптев.

– Нога… – Священник попробовал сесть.

– А, черт! – Эдуард выругался и бросился на помощь. Едва он успел упасть недалеко от постанывающего от боли старика, как над головой зафьюкали пули. Лаптев ответил длинной очередью и тут же откатился в сторону, оказавшись совсем рядом с отцом Андреем. Огонь со стороны врага стал плотнее.

– Беги, парень, беги! – прохрипел священник. И видя, что Эдик медлит: – Я старик, мне все одно помирать пора, – сплюнул, – хоть и не хочется.

Умирать не хотелось. Никак не хотелось, несмотря на прожитые годы, а может, еще именно и поэтому. Там дети, внуки, а хочется дождаться и правнуков. Но каков выбор?

– Беги, беги!

– Всем помирать! – Лаптев добил магазин, ухватил деда за плечи, рванул вверх, перехватил за пояс, с натугой вскинул на плечо.

Старший сержант застонал от нахлынувшей боли, но сознания не потерял и оружие из рук не выпустил. Лаптев припустил к развалинам. Пять шагов, шесть, восемь, на девятом по асфальту зацокали пули, на десятом Эдик начал заваливаться вперед, падать, силой инерции выбрасываемый за нагромождения бетонных плит.

– Ай, тварь твою за ногу! – Священник заскрипел зубами.

– Нормалек! – Успевший развернуться Лаптев устраивался среди бетонных обломков поудобнее.

– Не здесь, – посеревший лицом отец Андрей показал пальцем вправо, – туда.

Эдуард повел взглядом, старший сержант оказался прав, местечко, указываемое им, для ведения обороны подходило больше. Не медля, Лаптев сменил позицию. Отец Андрей, опираясь на автомат, потащился следом.

– Помочь?

– Я сам, – отмахнулся священник.

В виду показались ваххабиты. Лаптев открыл огонь. Отец Андрей, заскрежетав зубами, прыгнул вперед.

– Ну, гады, ну, сволочи! – Он положил мушку на грудь бегущего – щелкнул одиночный выстрел, ваххабит упал, засучил ногами, но священник уже перевел ствол на следующего…

– Получите, получите, получите! – с каждым нажатием на спусковой крючок твердил находившейся неподалеку Лаптев. Все смазалось. Противник напирал и подходил все ближе. А запасы патронов таяли.

– Одиночными! – крикнул старший сержант, стреляя едва ли не во все стороны – их окружали.

– Спину. Прикрывай спину! – Отец Андрей вставил последний магазин, передернул затвор. Слился с оружием – движение пальца, толчок приклада, движение пальца, снова толчок – и ствол уходит в сторону в поисках цели, и новый выстрел, и так тридцать раз. Вылетела последняя гильза, в последний раз щелкнул затвор. Отец Андрей пригнулся, скользнул взглядом на сжавшегося в комок Лаптева. На коленях у того лежал пустой магазин, левой рукой он шарил в карманах в поисках завалявшегося патрона. Но его не было.

– Вот, все расстрелял. – Боец виновато повел плечами, его била дрожь, губы кривились. – Даже застрелиться нечем. А вы?

Старший сержант не совсем понял заданного вопроса, но молча вытащил из опустевшей разгрузки гранату, потянул кольцо, задумчиво провел по его гладкой окружности подушечкой пальца. Помедлил. Умирать не хотелось. Но был ли у него выбор? Все пути отхода перекрыты, спрятаться негде, попасть в плен страшнее смерти. Он вновь потянул кольцо, и оно оказалось в его ладони. Теперь оставалось совсем ничего – дождаться противника и раскрыть державшую гранату ладонь. Но подорвать себя гранатой грех – лучше принять «смерть мученическую». А если пытки? Страшно. Боль, переходящая в боль… Палец плавно потянул кольцо. Оно подалось.