Время химер - Бернард Вербер

день не может пройти без него.

Алиса делает глубокий вдох.

Они поняли смысл благодарности. Те, кто умеет помнить того, кто им помог, владеют своей судьбой.

– Он… он умер для того, чтобы жили вы! – говорит она с чувством.

Гадес опять хлопает ручищами. Появляются Диггеры-музыканты с пустыми пнями на ремнях на боку и выбивают короткими палочками ритм, похожий на сердцебиение.

– Наши сердца бьются в память о Симоне! – с пафосом провозглашает правитель Диггеров.

Под нарастающий стук этих тамтамов Посейдон подает знак своим соплеменникам. Музыканты-Наутилусы берут арфы и исполняют на их струнах аккорды, добавляя к ритму Диггеров мелодию.

Гермес тоже вызывает своих, они играют на пан-флейтах, паря над статуей Симона.

Мелодия нарастает, становится громче. Алиса потрясена, одновременно счастлива и грустна.

Все это для тебя, Симон. Ты этого заслуживаешь. Они чтят твою память.

Она смахивает слезу.

Офелия крепко обнимает мать и тихо повторяет, не сводя взгляд со статуи:

– Папа, папа…

С наступлением сумерек в центре поляны, перед статуей, разгорается большой костер. Несколько гибридов всех трех видов образуют вокруг него кольцо.

Музыка становится все ритмичнее. Вскоре все присутствующие под стук диггерских барабанов впадают в коллективный транс.

Музыка и выпивка только усиливают естественный прилив чувств и благодарности. Они снова переживают утрату Симона и радуются, что его дело не умерло вместе с ним. Это доказывает, что на эмпатию способны все. Я всегда думала, что главным критерием их человеческой сущности будет способность испытывать чужую радость и боль как свою.

Если оставались какие-то сомнения насчет уровня их сознания, то происходящее – окончательное подтверждение их совершенства.

Они не животные. Они – самые что они на есть одухотворенные существа.

Алису внезапно охватывает смятение.

Как же мне тебя не хватает, Симон…

Низкие голоса Диггеров колеблются под музыку, как волна, им вторят Наутилусы своими баритонами и Ариэли своими тенорами. Каждая группа выводит собственную мелодию, но получается гармоничное сочетание, как контрапункты Иоганна Себастьяна Баха, – несколько мелодий, образующие звуковую иллюзию, когда слышатся все сразу, а не каждая по отдельности.

Пение стихает. Алиса просит тишины и обращается к аудитории:

– Хочу вам сообщить, что в этом году Гермес подготовил светозвуковой спектакль.

Она хлопает в ладоши.

Звучат арпеджио струнных инструментов, в небе вспыхивают огни. Над площадью парят три Ариэля с фонариками. К ним присоединяются два десятка соплеменников. Они образуют сначала огненное кольцо, потом спираль, а затем «восьмерки» под ускоряющиеся звуки арф.

Ариэли, переодетые в драконов, изрыгают пламя, как в довоенном цирковом представлении.

Публика довольна, многие радостно аплодируют.

Одни женщины-Ариэли летают с подвешенными на тросах огненными шарами, другие жонглируют на лету факелами. Зрители хлопают все громче.

В кольце огня появляется Гермес. Он взмывает вверх, вращая двумя огненными шарами на тросах.

Спустившись, он изрыгает два длинных языка пламени и демонстрирует свое мастерство жонглера.

После этого номера он кланяется публике и садится за стол рядом с Алисой. Все угощаются медовыми пирожными, которые раздают Ариэли.

Алиса беседует с Посейдоном и его женой. Офелия наклоняется к Гермесу.

– Это было впечатляющее представление.

– Нам пришлось принять вызов: превзойти прошлогодние номера Наутилусов, – скромничает правитель людей – летучих мышей.

– Я помню, как мы выходили из «Форум Ле-Аль»: ты взмыл со мной в воздух, чтобы перенести через завал…

– Я тоже это помню.

– Чувство невесомости, которое я тогда испытала, не передать словами… Вот бы повторить, только чтобы дольше…

– Если Матушка не против, то я готов, – учтиво отвечает правитель Ариэлей.

Она трогает его руку и шепчет:

– Встретимся после праздника, когда все уснут. Мама ничего не узнает.

В это время Алиса снова берет слово:

– Дамы и господа, подходит к концу первый день празднования годовщины нашего сообщества. Как вы знаете, завтра состоятся спортивные состязания и наша знаменитая Многодисциплинарная Эстафета. Давайте отдохнем как следует. До встречи завтра.

Все встают. Некоторые ворчат, им не хочется прерывать веселье, но большинство повинуется.

Час спустя, когда жизнь во всех трех поселках замирает, по опушке леса скользят два силуэта.

– Ты уверена, что у нас не будет проблем с матерью? – беспокоится Гермес.

– Как-то раз она мне сказала: «Все то, чего ты не попробовала сама, остается абстракцией, не принадлежит тебе. Чтобы жизнь запечатлелась в памяти твоих клеток, надо впитать ее всеми органами чувств». Я буквально следую ее совету.

У правителя Ариэлей еще остаются сомнения.

– По-моему, твоя мать была бы недовольна.

– Не переживай. Я унаследовала стремление к полету от родителей. Моя мать обожала летать, отец был астронавтом, они познакомились на орбите, на высоте 410 километров от поверхности Земли, если ты забыл. Я больше всего на свете хочу тоже пережить этот опыт, понимаешь?

Стоит Офелии договорить эту фразу, как Гермес сгребает ее в охапку и взмывает над кронами деревьев, нацелившись на сияющую в небе полную луну.

Молодая женщина чувствует, как ветер обжигает ей щеки, треплет ее сиреневые волосы. Светло-серые глаза Офелии распахнуты от возбуждения.

– Можно еще быстрее?! – кричит она.

Гермес бьет крыльями, зависнув в воздухе, потом меняет позу, готовясь пикировать, и складывает крылья, как орел, высмотревший добычу далеко внизу.

Ветер усиливается с каждой секундой. Ариэль несется к поверхности пруда. Когда до нее остается какой-то метр, он расправляет крылья и меняет траекторию с падения на горизонтальный полет.

– Нравится? – спрашивает он у своей «пассажирки».

– Восторг! Я хочу еще. Еще!

Правитель Ариэлей взмывает с каждым разом все выше, все резче падает камнем вниз. Потом принимается носиться между деревьями, взлетать под самые облака.

Офелия визжит от восторга.

– Кажется, я всю жизнь ждала этого момента. Хочу, чтобы так было всегда.

– Хорошо обдумай свою просьбу, – отвечает ей Гермес. – Если ты всерьез чего-то хочешь, ты это получишь…

43

– Я запрещаю тебе продолжать, слышишь?

Алиса недоверчиво качает головой. Наутилус, разбуженный полетами над прудом, сообщил ей о выходке дочери, и она все никак не успокоится. Налив себе кофе, она выпивает в один присест всю чашку.

Офелия сидит напротив матери и тоже пьет утренний кофе, ничуть не смущенная.

– Я не ребенок, мама, я поступаю так, как считаю нужным.

Алиса стискивает зубы.

– Речь не о тебе, а о правилах нашего сообщества.

– Тебе не кажется, что они абсурдны, если не сказать больше? Почему бы Сапиенсу не воспользоваться возможностями одной из трех общин?

Алиса качает головой. Офелия продолжает:

– Между прочим, мама, если ты хочешь больше узнать о моей личной жизни, то пожалуйста: мне нравится Гермес.

– Что?!

Это то самое, чего я боялась.

– Чего ты кривишься? Можно подумать, что я объявила о Четвертой мировой войне.

– Ты не