Всё та же я - Джоджо Мойес

Когда я появилась на следующее утро, Агнес сидела возле мужа за накрытым для завтрака столом, ее голова лежала у него на плече, он что-то нашептывал ей на ухо, их пальцы были сплетены. Под добродушным взглядом улыбающегося мистера Гупника Агнес официально извинилась перед Иларией, но, когда муж уехал на работу, а мы отправились на пробежку по Центральному парку, Агнес всю дорогу яростно чертыхалась по-польски.

В тот вечер она объявила, что едет в Польшу на длинный уик-энд повидаться с семьей, и я почувствовала невероятное облегчение, поняв, что она не берет меня с собой. Агнес, с ее вечно меняющимся настроением и напряженными отношениями то с мистером Гупником, то с Иларией, то с Табитой, временами делала жизнь в этой квартире, пусть даже такой огромной, просто невыносимой, создавая ощущение клаустрофобии. И теперь меня согревала мысль, что я наконец смогу хотя бы несколько дней провести в одиночестве.

— Чем вы хотите, чтобы я занялась в ваше отсутствие? — спросила я.

— Отдохни пару деньков! — улыбнулась Агнес. — Думаю, ты сможешь чудесно провести время, пока меня не будет. Ой, ты даже не представляешь, как я счастлива, что наконец увижу семью! Так счастлива! — Она захлопала в ладоши. — Я еду в Польшу! И не нужно будет ходить на всякие там дурацкие благотворительные мероприятия! Я на седьмом небе от счастья!

Раньше Агнес не желала оставлять мужа даже на одну ночь, подумала я, но тотчас же отогнала от себя эту мысль.

Озадаченная столь странной метаморфозой, я вернулась на кухню и увидела, что Илария истово крестится.

— Илария, у тебя все хорошо?

— Я молюсь, — ответила она, не отрывая глаз от кастрюли.

— Так все в порядке?

— Отлично. Я молюсь о том, чтобы эта puta больше не вернулась сюда.

* * *

Я отправила имейл Сэму. У меня родилась блестящая идея, переполнявшая мое сердце восторгом. Конечно, удобнее было бы позвонить по телефону, но после нашего последнего разговора от Сэма не было ни слуху ни духу, и я опасалась, что он на меня до сих пор злится. Итак, я сообщила ему, что неожиданно получила трехдневный отпуск в конце недели и вполне могу раскошелиться на незапланированную поездку домой. Как он на это смотрит? Да и вообще, зарплата существует именно для того, чтобы ее тратить. Я поставила смайлик, эмодзи самолета, несколько сердечек и поцелуйчиков.

Ответ пришел через час.

Я уставилась на имейл, уговаривая себя не впадать в отчаяние. Хорошая идея. Словно я предложила ему прогуляться по парку.

— Он ко мне охладел?

Натан дважды прочитал письмо:

— Нет. Просто говорит, что занят и сейчас не самое подходящее время вот так, как снег на голову, приезжать домой.

— Он ко мне охладел. Письмо вообще никакое. Ни любви, ни… желания.

— А что, если он писал его по дороге на работу? Или на толчке. Или во время разговора с начальством. Ведь он живой человек.

Но меня так просто не проведешь. Я знала Сэма. Я снова и снова смотрела на эти короткие строчки, пытаясь уловить интонацию, скрытый смысл. После чего, ненавидя себя за это, залезла в «Фейсбук», чтобы проверить, не объявила ли Кэти Инграм о том, что запланировала нечто особенное на ближайший уик-энд. К моей величайшей досаде, она ничего не запостила. Впрочем, именно так вы и поступите, если запланировали соблазнить горячего парамедика, у которого уже есть девушка. Тогда я сделала глубокий вдох и написала ему ответ. Собственно, я написала несколько ответов, но этот был единственным, который я не стерла.

Я нажала на «отправить», размышляя о том, насколько слова в электронном письме могут не соответствовать тому, что творится у тебя в душе.

Агнес уехала в четверг вечером, нагруженная подарками. Я помахала ей вслед рукой и рухнула перед телевизором.

В пятницу утром я отправилась в Метрополитен-музей на выставку китайских оперных костюмов, организованную Институтом костюма, где целый час восхищенно глазела на затейливо расшитые яркие одеяния и зеркальный блеск шелков. Из музея я отправилась на Западную Тридцать седьмую улицу — походить по магазинам тканей и галантерейных товаров, которые я нарыла в справочнике еще неделю назад. Стоял холодный октябрьский день — предвестник скорого наступления зимы, и я поехала на метро, наслаждаясь грязным, вонючим теплом. Примерно час я обследовала полки, потерявшись среди рулонов узорчатых тканей. У меня родилась идея создать к возвращению Агнес собственную доску настроений: обтянуть маленький шезлонг и подушки яркими, жизнерадостными тканями — изумрудно-зелеными и розовыми, с попугаями и ананасами, — по контрасту с камчатым полотном и драпировками, которые предлагали ей высокооплачиваемые дизайнеры интерьера. Ведь это цвета первой миссис Гупник. Агнес должна была привнести отпечаток своей индивидуальности — нечто смелое, живое и прекрасное. Я объяснила свою задумку женщине за прилавком, и она посоветовала мне зайти в другой магазин, комиссионку в Ист-Виллидже, где можно было найти и отрезы винтажной ткани.

Фасад магазинчика выглядел не слишком многообещающе — обшарпанное здание постройки 1970-х с вывеской: «Магазин винтажной одежды. Все десятилетия, все стили, низкие цены». Но когда я вошла внутрь, у меня буквально перехватило дыхание. Это был магазин-склад, оснащенный большими вешалками-каруселями под самопальными табличками: «1940-е», «1960-е», «Одежда, в которую облекаются мечты» и «Удачная покупка: нет ничего зазорного в разошедшемся шве». В воздухе пахло мускусными духами прошлых десятилетий, траченным молью мехом и давным-давно забытыми вечеринками. И я втягивала в себя этот запах, словно кислород, чувствуя, как ко мне возвращается некая часть меня, о потере которой я даже не подозревала. Я бродила по магазину, примеряя бесконечные наряды от неизвестных мне дизайнеров — их имена были эхом ушедших лет — Мишель, Фонсека из Нью-Джерси, Мисс Арамис, — щупала незаметные швы, прикладывала к лицу китайский шелк и шифон. Я готова была купить дюжину вещей, но в конце концов остановилась на лазорево-голубом коктейльном платье с широченными меховыми манжетами и круглым вырезом (я сумела себя убедить, что этот мех не в счет, поскольку ему уже шестьдесят лет), винтажном джинсовом полукомбинезоне и клетчатой рубашке, в которой мне сразу захотелось валить деревья или объезжать норовистую лошадь. Короче, я могла бы провести в этом магазине весь день.

— Я уже очень-очень давно положила глаз на это платье, — сказала девушка за кассой, когда я отдала ей покупки. Девушка была густо покрыта татуировками, крашеные темные волосы собраны в огромный шиньон, а глаза подведены черным карандашом. — Но у меня задница в него не влезает. А вы миленькая. — У нее был хриплый, прокуренный, невероятно крутой голос.