Создана для меня - Аля Морейно

Как просто. Нам даже не пришлось встречаться и смотреть друг другу в глаза.

В университет я не хожу. Телефон на беззвучном. Трубку не беру, но не выключаю. Вдруг он передумает и захочет со мной поговорить? Много раз названивает свекровь, теперь уже бывшая. Хочет рассказать мне, какая я шлюха и как опозорила их семью? Так это я и без неё знаю. По несколько раз в день звонки от Рустама. Только его мне не хватало.

Процедуры и лечебную гимнастику забросила. Зачем они мне? Чтобы избавиться от хромоты? Какая разница, как я хожу, если внутри абсолютная пустота. Всё умерло…

– Дмитрий Палыч, пожалуйста, помогите мне отсюда куда-то уехать. Так, чтобы меня не сразу нашли, если вдруг начнут искать. Время идёт. Тут всё равно с учёбой у меня не получится, не смогу я ходить в университет. В прошлый раз я с трудом вернулась к занятиям. А теперь – точно не смогу. Независимо от того, чем закончится следствие и суд. Я же даже на улицу выйти боюсь.

Знаю, у Самохина много знакомых по всей стране. Он может найти решение…

– Поезжай к матери. Думаю, с переводом в столичный университет Гринёв вопрос как-то утрясёт. Шамилю, в случае чего, мать вряд ли тебя выдаст. Тут пока всё поутихнет.

– Нда, мама – последний человек, с которым мне бы сейчас хотелось делиться своей болью…

– Не хочешь – не делись. Но я уверен, что она тебя примет и поддержит. Она, может, и кукушка. Но всё же она мать. Ты про ребёнка Шамилю сказала?

– Пыталась, но он не стал слушать. Вернее, собиралась, но не пришлось к слову, – оправдываюсь. – Он на развод собирается подавать.

– Н-да. Думал, он адекватнее, – качает головой. – Ты ему всё рассказала? Он знает о наркотиках?

– Я не помню, – привираю. Стыдно признаться, что протупила и не сказала ничего из того, что должна была. – Трудно говорить о таких вещах по телефону. Он заявил, что ему неважно, как всё было, всё равно он не сможет меня простить.

Снова реву…

– Ну, что ты, Лера, не плачь. Ты – девочка сильная, справишься. Шамиля, конечно, понять можно. Надеюсь, и он тебя поймёт со временем. Он не дурак. Если любит, то вернётся и простит. Вот посмотришь. Всё-таки на расстоянии трудно разобраться в таком деле.

Хочется верить во что-то хорошее, надеяться на что-то. Но не получается…

– Нет, он мне никогда не простит, я знаю. Он предупреждал меня.

– Поживём увидим.

– Я хочу забыть его, как страшный сон. Скорее бы нас развели, чтобы больше о нём не вспоминать и не видеть его никогда. Я бы даже к отцу в Израиль уехала. Может, так и сделаю. Но сначала мне нужно что-то решить с учёбой и попытаться закончить этот учебный год. Это сейчас самое главное. А там – посмотрим. Мне бы квартиру продать, чтобы было на что жить. Я всё равно не смогу уже в неё вернуться.

Тараторю. Хочется поскорее перевернуть страницу и попасть в другую жизнь. Нет, не перевернуть, а вырвать под корень и сжечь. И больше никогда-никогда не возвращаться туда, где всё напоминает о боли.

– Ты не торопись. Может, со временем забудется всё, – Самохин будто издевается. Неужели он не понимает, что это невозможно?

– Да как я сюда вернусь? На меня же тут каждый на улице будет пальцем показывать!

– Не преувеличивай свою значимость для людей. Посплетничают немного и успокоятся, быстро забудут. А ты доучишься в столице. Насчёт интернатуры уже будем потом думать.

Тут и думать нечего. Куда угодно готова ехать, но только не сюда!

– Дмитрий Палыч, за что они так со мной? – всхлипываю…

– Они?

– Ну Левин сначала, теперь этот упырь Павленко. И ведь он никогда даже попыток не делал за мной ухаживать!

– Не знаю, Лера. Что-то тут нечисто. Попахивает заказухой. Так что езжай тихонько к маме, особо никому не распространяйся, а я тут по своим каналам буду искать ответы на вопросы.

Спустя несколько дней приезжает мамин муж.

– У Нины важная проверка в клинике, шмонают жёстко. Так что она не смогла вырваться, – слова отчима совсем не удивляют, мама есть мама. – Но она тебя ждёт. Комнату уже приготовили. С университетом я в первом приближении договорился, на днях там окончательно всё уладят. Поедем, напишешь заявление у себя в универе, постараемся ускорить процесс. И собирайся, подумай, что тебе понадобится на первое время. Только не набирай много. Всегда можно на месте что-то докупить.

Перед отъездом встречаюсь со следователем, ещё раз подробно отвечаю на все вопросы, оставляю ему свой новый номер телефона. Старую симку я выбросила, разрывая все возможные контакты с прошлой жизнью.

Выхожу на улицу, ищу глазами отчима. Он отправился по каким-то делам и велел подождать его, если освобожусь раньше, чем он вернётся. Отхожу чуть в сторону от крыльца, пишу ему сообщение, что освободилась и жду.

Отрываю взгляд от телефона и упираюсь в знакомую мужскую фигуру.

– Здравствуй, невестушка, – тон не предвещает ничего хорошего.

– Здравствуйте, Халид Керимович, – отвечаю как можно вежливее.

– Опозорила моего сына, прославилась на весь интернет, и этого тебе показалось мало? Решила и дальше позорить нашу семью? – наступает, вынуждая меня сделать шаг назад.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– Я не понимаю Вас, – теряюсь перед этим властным мужчиной. Мне страшно…

– Так вот, шлюха, слушай меня. Ты пойдёшь и заберёшь своё заявление из ментовки. Хватит с нас позора!

Он выше и крупнее. Нависает надо мной и смотрит безумными глазами.

– Я не заберу заявление. Я доведу дело до суда и докажу, что я не виновата, – и откуда у меня берётся смелость ему перечить?

– Даже не думай, никогда это дело в суд не попадёт. А если не дай бог дело дойдёт до суда, то ты пожалеешь, что на свет родилась, – он шипит, ноздри раздуваются.

Страшно…

– Прекратите мне угрожать! – стою на своём.

– Я не угрожаю. Я пока пытаюсь тебе по-хорошему объяснить, что в твоих интересах забрать заявление, чтобы об этой истории как можно быстрее забыли и не полоскали в грязи мою фамилию, – он меня не касается, но кажется, что берёт за горло и перекрывает кислород.

– Я уже сказала, что заявление не заберу!

Его лицо перекашивает