Город без памяти - Кир Булычев

— Я тебя обязательно возьму с собой. В следующий раз, — сказал Ручеек. — Я обещаю.

— Конечно, бросишь и забудешь.

— Слушай, Белка, — сказал твердо юноша, — я не из тех, кто забывает. Я никогда ничего не забываю. Я клянусь тебе лесом и великим знанием, что вернусь к тебе и возьму тебя с собой.

— Навсегда?

— Навсегда.

— Тогда иди и скорей приходи обратно.

— А нам что делать? — спросила Алиса.

— Пока я не вернусь, вы можете ходить по саду и по дому, — ответил бородач.

— Но там же ваш Кошмар!

— Не обращайте внимания на него. Он, как и все мудрецы, уже столько раз терял память, что ничего не помнит. Он никогда ничему не удивляется. Если будет скучно, можете поговорить с ним. Я вернусь через час.

Ручеек вслед за Вепрем вышел из комнаты.

— Увидишь Пашку, скажи, что мы его ждем! — крикнула вслед Алиса.

— Скажу! — послышалось в ответ.

Выглянув наружу после того, как отразил очередной приступ упрямых тупых медведей, Пашка с удивлением заметил, что тени деревьев стали длиннее. Куда делся целый день? Пашка и не заметил, как он прошел. Хотя, честно говоря, жутко устал.

От усталости и напряжения Пашка отупел. Он ощущал, как медленно движутся в голове мысли… Сейчас надо снова встать, снова выбраться наружу через окошко, снова убежать от медведя… Там медпункт. Разобрать микроскоп… Но в медпункте дверь и большое окно, и медведи снова не подпустят его к микроскопу.

Рядом тихо стонала Альта. Видно, ей было совсем плохо.

А мысли продолжали тянуться, как кисельная пенка.

Надо вынуть стекло, пройти в медпункт… Там на столе расписание праздника. Будут танцы, будет фейерверк… Что такое фейерверк? Это когда стреляют ракетами и в воздухе горят разноцветные огни.

— Ура! — закричал Пашка и вскочил.

Птица от неожиданности вжалась в угол, даже медведь, что следил за ними сквозь окошко, отпрыгнул.

Раскидывая кастрюли, Пашка кинулся на склад.

— Что случилось? — спросила вслед Альта.

Из склада донесся шум, грохот, потом раздался треск, и птица увидела, что сквозь дверь склада прорвался на кухню ослепительный красный свет. Она в ужасе закрыла глаза. Когда она открыла их, то увидела, что из дверей склада тянется густой белый дым, а в дыму, отчаянно кашляя, стоит счастливый Пашка, держа в одной руке изогнутую трубку, а в другой — несколько круглых длинных цилиндров.

— Что? Что случилось? — крикнула Альта. — Ты жив?

— Фейерверк! — закричал Пашка. — Сейчас мы им устроим такой фейерверк, что они запомнят его на всю жизнь! И внукам расскажут! Закройте глаза!

Альта послушно закрыла глаза и не видела, как Пашка вложил в трубку цилиндр и нажал кнопку. Ослепительный сноп искр вырвался из трубки и ударил прямо в морду медведю.

Оглушенный и ослепленный медведь отскочил от окна и помчался, ревя, в лес.

— Видишь?

Птица открыла глаза. Подвал был полон дыма, дышать было трудно. А Пашка прыгал в этом дыму, смеялся и размахивал трубкой.

— Но что это? Что? Скажи, — умоляла перепуганная Альта.

— Как говорил наш друг Ручеек? — спросил Пашка. — А он говорил: «Надо читать!» Только грамотные люди могут стать господами мира! А неграмотным дикарям — стыд и срам!

— Я не понимаю, — простонала птица.

— Я догадался. Если они хотели устроить фейерверк для детишек, но не успели, то ракеты где-то должны сохраниться? Где? На складе. А что я видел на складе? Ящик с цилиндрами. На ящике надпись: «Огнеопасно». А что, если, подумала моя гениальная голова, та изогнутая трубка и есть ракетница? Все гениальное просто! Теперь мы спасены! Я разгоню ракетами всех медведей и прочую нечисть. Я спокойно, как царь природы, пойду к медпункту, выну лупу из микроскопа, разожгу костер, и пусть только кто-нибудь попытается мне помешать!

С этими словами Пашка, рассовав ракеты по карманам, направился к двери и решительно оттащил в сторону плиту и кровать.

Медведь, что дежурил за дверью, радостно заворчал, полагая, что обитатели подвала решили сдаться ему на съедение.

— Глядите на торжество просвещения! — воскликнул Пашка, отступая назад и целясь в зверя из трубки.

Он нажал на кнопку. На этот раз сноп зеленых искр осветил подвал нереальным, мертвенным светом, а рев убегающего медведя был слышен, даже когда он умчался километра за два.

— Сидите спокойно, — сказал Пашка Альте. — Я пошел разбирать микроскоп и разводить костер.

— Погоди, — сказала птица, — ты, конечно, гениальный мальчик. Но можно глупой птице задать тебе вопрос?

— Валяйте, — ответил Пашка.

— А там много этих самых ракет?

— Больше сотни.

— А может быть, и не надо разводить костер?

— Почему? А как же нас заметят?

— А если эта штука, которую ты называешь ракетницей, может посылать цветной огонь высоко в небо, это ведь лучше, чем дым от костра?

Пашка задумался. Ему было не очень приятно сознавать, что птица права, но в конце концов Пашка улыбнулся и сказал:

— Что ж, даже гениям свойственно ошибаться.

Он вышел на поляну перед домом, поднял ракетницу вверх и выстрелил.

Ракета звездой взлетела высоко над вершинами деревьев. Даже при свете заходящего солнца было видно, как в невероятной высоте она рассыпалась красными искрами.

Альта, прихрамывая и волоча крыло, тоже выбралась наружу.

— Я уверен, — сказал Пашка, — что если они не увидят наш сигнал днем, то вечером увидят обязательно.

— Я думаю, что мои собратья уже летают над лесом, — сказала Альта.

— А тебе что здесь надо? — Пашка снова увидел в листве морду медведя, который не смел подойти ближе. Желтая ракета, как раскаленное пушечное ядро, унеслась к кустам, и визг медведя был доказательством тому, что выстрел угодил в цель.

— Эй! — крикнул Пашка. — Друзья! На помощь! — И он снова выстрелил в небо.

И как бы в ответ на его крик над прогалиной белыми облачками появились две птицы.

— Это они, — сказала Альта. И заплакала.

Никогда еще Пашке не приходилось видеть, чтобы птица плакала. Он даже растерялся. Вдруг он почувствовал, что ноги его не держат, и сел прямо на траву.

Алиса подошла к окну. Ручеек и бородач спустились по лестнице и поспешили к дверце в ограде сада.

Вечерело. Солнце скрылось за откосом горы, южные деревья стали фиолетовыми в тени и золотыми под лучами уже невидимого солнца. Моря из окна не было видно, но присутствие его чувствовалось в воздухе, в освещении, в движении ветра.