Соратники Иегу - Александр Дюма

Крестьяне снова переглянулись.

— Хм! — вырвалось у первого.

— Хм! — как эхо подхватил второй.

— Ну, чего это вы? — спросил Ролан.

— Да только…

— В чем дело? Что такое?

— По мне, лучше бы он лежал на другом конце леса.

— Как это на другом конце?

— Так бы лучше было, — сказал второй.

— Почему же на другом? — с раздражением в голосе спросил Ролан. — До того конца отсюда добрых три льё, а между тем до места, где лежит кабан, не будет и одного льё.

— Дело в том, — сказал первый крестьянин, — что место, где лежит кабан…

Он умолк и почесал затылок.

— И действительно, так, — подхватил другой.

— Что такое?

— Это слишком близко от монастыря.

— Не от монастыря! Я же говорю — от дома.

— Все равно. Вы, верно, слышали, господин Луи, что от дома идет к монастырю подземный ход.

— Да, так оно и есть, — поддакнул второй крестьянин.

— Но какое отношение имеют монастырь, дом и подземный ход к нашему кабану?

— А такое отношение, что зверь лежит в нехорошем месте. Вот! — отвечал первый крестьянин.

— Да, да, в нехорошем, — повторил его товарищ.

— Да скажете ли вы, наконец, в чем тут дело, дураки вы эдакие! — вспылил Ролан, меж тем как его мать начала беспокоиться, а Амели заметно побледнела.

— Простите, господин Луи, — возразил крестьянин, — никакие мы не дураки, а попросту люди, боящиеся Бога. Вот и все.

— Гром и молния! — воскликнул Ролан. — Я тоже боюсь Бога! Ну, что дальше?

— Вот нам и неохота путаться с дьяволом.

— Нет, нет, нет! — подтвердил второй.

— Еще ничего, когда имеешь дело с людьми, — продолжал первый, — один человек меряется силой с другим.

— А иной раз он и вдвое сильней, — заявил второй крестьянин геркулесова сложения.

— Но когда там всякая чертовщина, привидения, призраки — нет уж, спасибо!

— Спасибо! — повторил второй.

— Послушай, матушка! Послушай, сестрица! — обратился Ролан к женщинам. — Скажите, ради Бога, понимаете ли вы, что там городят эти дурни?

— Дурни! — проговорил первый. — Может быть, и так. Но что правда, то правда: Пьер Маре осмелился заглянуть за ограду монастыря, а неведомая сила возьми да и сверни ему шею. Правда, дело было в субботу, в день шабаша.

— И ни за что не могли повернуть ее обратно, — заявил второй. — Так и похоронили его с вывернутой шеей, так что он теперь видит, что позади него делается.

— О-о! — воскликнул сэр Джон. — Это становится интересным. Я очень люблю рассказы о привидениях.

— А вот сестрице Амели, милорд, они, видно, не по душе, — заметил Эдуард.

— Ты так думаешь?

— Посмотри, Ролан, как она побледнела!

— В самом деле, — проговорил англичанин, — мадемуазель, кажется, плохо себя чувствует.

— Я? Ничуть не бывало! — возразила Амели. — Не находите ли вы, матушка, что здесь душно?

И она вытерла платком выступивший на лбу пот.

— Не нахожу, — отвечала г-жа де Монтревель.

— Простите, что я вас беспокою, матушка, — продолжала Амели, — но я хочу попросить у вас позволения открыть окно.

— Открой, дитя мое.

Девушка быстро поднялась и, пошатываясь, направилась к окну, выходившему в сад.

Она остановилась у окна, прислонившись к косяку, полускрытая шторами.

— Ах! — простонала он. — Здесь хоть можно подышать. Сэр Джон встал и предложил ей флакон с солью.

— Нет, нет, милорд, — живо ответила Амели, — благодарю вас, мне уже легче.

— Хорошо, хорошо, — сказал Ролан, — речь не об этом, а о нашем кабане.

— Ну что ж, господин Луи, завтра мы сходим за ним.

— Вот-вот, — подхватил второй крестьянин, — утром, как только рассветет.

— Ну а почему бы не сегодня вечером?..

— О, нынче вечером…

Крестьяне переглянулись и сказали в один голос, покачав головой:

— Нынче вечером никак невозможно.

— Трусы!

— Господин Луи, бояться чего-нибудь еще не значит быть трусом, — ответил первый крестьянин.

— Ну да, не значит, — отозвался второй.

— О! — возмутился Ролан. — Какой здравомыслящий человек станет мне доказывать, что бояться не значит быть трусом?

— Это смотря по тому, кого бояться, господин Луи. Дайте мне в руки острый садовый нож да здоровенную дубину, и я не побоюсь волка! Дайте мне доброе ружье, и я не побоюсь человека, ежели узнаю, что он сидит в засаде и задумал меня ухлопать.

— Да, — вставил Эдуард, — а вот привидения, даже если это будет призрак монаха, ты боишься?

— Молодой господин Эдуард, — сказал крестьянин, — пускай говорит ваш братец господин Луи, — вы еще не выросли, и вам рановато смеяться над такими вещами, да!

— Да, — добавил второй, — погодите, покамест у вас вырастет борода, молодой господин.

— У меня, правда, нет бороды, — отвечал Эдуард, гордо выпрямившись, — но будь у меня побольше силы, я непременно пошел бы один за кабаном в любое время дня и ночи!

— Дай вам Бог здоровья, молодой господин, — но вот мы с товарищем прямо говорим, что не пойдем и за луидор!

— Ну а за два? — спросил Ролан, добиваясь их согласия.

— Ни за два, ни за четыре, ни за десять, господин де Монтревель. Конечно, десять луидоров — хорошая штука, но скажите, зачем они, коли мне свернут шею?

— Да, свернут шею, как Пьеру Маре, — подхватил второй.

— Ваши десять луидоров не прокормят мою жену и ребятишек до конца их дней, верно я говорю?

— И вдобавок у тебя будет не десять, а только пять луидоров, ведь пять других достанутся мне, — продолжал второй.

— Так, значит, и в доме послушников бывают привидения? — спросил Ролан.

— Я не говорю, что в доме послушников… может, их там и нету, а вот в монастыре…

— А ты уверен, что они водятся в монастыре?

— Ну да, уж это точно.

— А ты их видел?

— Я-то нет, а вот другие видали.

— А твой напарник? — и офицер повернулся ко второму крестьянину.

— Я их не видал, зато приметил огоньки, а Клод Филиппон слышал, как громыхали цепи.