Коллектор - Ольга Лучезар

Тут же разворачиваю дуло в сторону Дуги. Нам с ним удаётся пальнуть одновременно. Моя пуля попадает ему в грудь, отбрасывая его к стене, в то время как его – прошивает на вылет моё левое плечо. Боль. Резкая. Просто адская. Толчок, и, качнувшись, каким-то чудом мне всё-таки удаётся остаться на ногах.

Через боль я разворачиваюсь. Лысый корчится на полу. Пуля Рыжего попала ему в брюхо. Перевожу взгляд на Мирона.

– Саня, пожалуйста! – выскакивает впереди него девчонка, заслоняя его громадное тело, с обезоруженными, поднятыми вверх руками, своим худеньким, – Не убивай его! Он спас меня! Пожалуйста! Саня!

Палец на курке нервно дёргается.

Бл.дь! Что она творит?! Я едва не спустил курок!

Жадно впиваюсь взглядом в её живот. По-видимому, рана не глубокая, раз она так скачет!

В два шага оказываюсь рядом с Лысым, смотрю в его шальные глаза:

– За мою жену.

Прицеливаюсь и стреляю два раза чётко в грудь, разрывая пулями бронхи и заставляя эту гниду захлебнуться собственной кровью.

Он хрипит, издавая булькающие звуки и затихает.

Перешагиваю через его тело.

– Остановись, Вельский! – кричит девчонка, так, до сих пор, и не сдвинувшаяся с места. – Он спас меня!

Одним прыжком покрываю разделяющее нас расстояние. Я ровно напротив Горелова. Между нами Ася. Обмениваемся с Мироном прямыми, пристальными взглядами. Стискиваю челюсть от ярости и разочарования.

Легко, но решительно отодвигаю девушку в сторону.

– Я тебя прошууу… Саняяя… – воет с надрывом.

– Сука! – рычу и резко бью рукояткой пистолета в ухо Горелова. Пошатнувшись, он упирается спиной в стену, и сползает по ней, теряя сознание.

Разворачиваюсь к всхлипывающей Малышке. Хочется сжать её. До хруста. Чтобы кости затрещали. Но, разумеется, я этого не делаю.

– Ты ранен… ранен… – испуганно шепчет бледными, искусанными губами и протягивает ко мне руки.

Я опережаю и плавно поднимаю её водолазку.

– Я… У меня… Он чуть-чуть… задел меня ножом… Он пошёл в твою сторону… Я испугалась… Думала, он тебя зарежет… И хотела выхватить нож… – заикаясь, проговаривает Ася.

Моя Малышка… Глупая…

Не выдерживаю, и всё же мягко притягиваю её к себе и лихорадочно мажу губами по виску… скуле... Она возится и пытается аккуратно отстраниться.

Запрокидывает голову и вглядывается в мои глаза:

– Сань, ты ранен…

– Я тебе уже говорил: никогда не лезь в мужские разборки, – перебиваю, и обжигаю губы коротким поцелуем. – Сними водолазку, и изнанкой прижми к своей ране, – отстраняюсь.

Девчонка кивает и принимается трясущимися руками стягивать с себя водолазку. А я тем временем, морщась от боли, снимаю куртку с футболкой и проверяю сильное ли у меня кровотечение. Подставив ладонь к входной и выходной ране, горячих струек я не ощущаю. Значит, сначала необходимо вызвать Скорую.

Пошатываясь, словно я был пьян, выхожу на улицу и, посмотрев адрес, возвращаюсь в офис.

Пока разговариваю с диспетчером, ставлю ТТ[2] на предохранитель. А после звонка Игорю опускаюсь на пол рядом с Малышкой…

– Сейчас я! Там кулер с водой… – подрывается она с места.

– Сиди, – сипло.

Не слушается. Поднимается на ноги, и я теряю её из вида. Упираюсь затылком в стену и устало прикрываю глаза. Сердце гулко бьётся в груди. Рана пульсирует.

– Я буду очень аккуратно… – слышу нежный голос Малышки. Он окончательно меня успокаивает, и я начинаю сильнее ощущать слабость во всём теле.

Резкий треск ткани: Ася разрывает мою футболку на кусочки, используя нож…

– Твою мать, Малышка, успокой меня. Скажи, что это не тот нож, которым тебя порезали?..

Её руки на мгновение замирают в воздухе, удерживая ткань с ножом.

После чего она прикусывает губу и растерянно говорит:

– Ой… Я как-то не подумала…

Ухмыляюсь, успокаивая её, и она продолжает: дорезает футболку, смачивает в стаканчике кусочек, а затем вытирает кровь вокруг моей раны. Отбрасывает окровавленный комок и берёт новый клочок…

Внимательно наблюдаю за ней. Ася высовывает от усердия язычок, и я вспоминаю как она обрабатывала мои костяшки у себя в квартире… В ванной... Мои воспоминания возвращают меня во вчерашний вечер… к раковине… тесту…

– Малышка... – выдыхаю с хрипом.

– Саня, твою мать! – прерывает меня недовольный бас, ворвавшегося в помещение,  Камышина-старшего.

Я затаила дыхание в ожидании ответа.

– Пуля повредила мягкие ткани плеча и серьёзной опасности для жизни ранение не представляет, – произнёс врач, с интересом меня разглядывая. Его взгляд опустился на мою руку обнявшую живот, а я, облегчённо выдохнув, погладила повязку через распашонку, выданную мне после обработки раны.

– Спасибо большое… – запнулась.

– Борис Эльдарович, – подсказал врач и улыбнулся.

– Борис Эльдарович, – повторила я и он, коротко кивнув, обошёл меня, продолжая свой путь по коридору.

Постояв в задумчивости несколько секунд, развернулась и направилась в противоположную сторону. Прошла несколько дверей и свернула в туалет.

Тревога и растерянность сменились простым желанием отдохнуть. И я честно-честно не хотела плакать, но как только дверь за моей спиной захлопнулась, горячие слёзы против воли покатились по щекам. А вместе с ними нахлынули воспоминания и все пережитые волнения…

Перед глазами возник взгляд Саши. Взгляд, в котором стремительно сменялись множество чувств: удивление, страх, боль, ярость.

Глупо… Очень глупо было даже предположить, что я смогу выхватить нож у этого лысого мужчины.

Боже… как я испугалась. Вспомнила, как трясущимися, непослушными руками схватилась за водолазку, рванула кверху, озабоченно разглядывая неглубокий порез на животе. И именно в этот момент Мирон дёрнул меня на себя – за долю секунды до того, как пуля Рыжего сбила с ног Лысого.

В голове успела промелькнуть мысль: «Она могла запросто попасть в меня…».

Раздались два выстрела, и я, вскрикнув, бросилась к Саше:

– Сиди, – раздался резкий приказ Мирона, и его руки, вцепившиеся в мои плечи, буквально пригвоздили меня к стулу.

Но как усидеть и не заступиться за человека, который тебя спас?! Позабыв про осторожность, попыталась остановить Сашу, приближающегося к Мирону.

Когда он отвлёкся на Лысого, я тихим, дрожащим голосом попросила:

– Ничего не говори, пожалуйста. Только молчи.

Я понимала, что если Вельский не услышат меня, то Мирона подавно… И удивительно, но в этот раз он меня послушал.