На руинах пирамид - Екатерина Николаевна Островская

ему и повернулся к Францеву.

— Как установлено предварительным следствием, накануне Синица разорвал договор с охранным предприятием, обвинив их в некомпетентности и в завышении расценок на свои услуги. Сделал это он в весьма грубой форме. Выслушивать извинения не стал, сказал, что в услугах дилетантов не нуждается. При Синице не обнаружен его мобильный, вероятно, его прихватил убийца. Последним Аркадию Борисовичу позвонил некий Луценко, который всплывал у нас по делу об убийстве Оборванцева — он будто бы угрожал Семену Ильичу и вывел его из себя. Но предпоследней, как раз перед звонком Луценко, с Аркашей связалась Беата Александровна. Но беседа с ней длилась меньше минуты, а Луценко проговорил почти шесть минут.

Францев вошел в свой кабинет, остановился в центре и оглядел знакомое пространство.

— Ничего не изменилось, — произнес он с удовлетворением. — Прихожу сюда и радуюсь, домой возвращаюсь — тоже радуюсь. Вот что это?

— Это счастье, — сказал Кудеяров.

Николай опустился в свое рабочее кресло, придвинул к себе электрический чайник, потряс его, проверяя наличие воды, и посмотрел на друга.

— Чай? Кофе?

Они пили чай, закусывая пересохшим печеньем, хранящимся в столе участкового еще с празднования Нового года, когда его пришел поздравить директор рынка Кириченко. И теперь друзья пили чай не торопясь, как будто это чаепитие было тем самым делом, ради которого они приехали сюда. И разговаривали, конечно.

— Что еще говорят в следственном комитете? — поинтересовался Францев.

Кудеяров кивнул, сделал глоток и только после этого ответил:

— По убийству Синицы пока ничего. Это естественно — времени прошло совсем мало. А по Оборванцеву ребята накопали много, но все это не дает никакой картины, то есть картинка есть, но пока нечеткая. Семен Ильич не пользовался особым уважением своих подчиненных. Его не любили за высокомерие. А где высокомерие, там и презрение ко всем, кто ниже тебя. В качестве примера его подчиненные привели один случай: их начальник решил организовать конкурс по армрестлингу. Женщины были зрительницами. Победил, разумеется, сам Семен Ильич. Вероятно, честно победил, потому что он был не слабым человеком, если помнишь, был даже чемпионом по борьбе среди студентов. Но один молодой человек оказал ему упорное сопротивление, и перед тем, как проиграть, этот сотрудник произнес: «Да ладно уж», — и уронил руку, как будто бы сдал схватку. Женщины так и подумали. Через пару недель молодой человек был уволен. Покидая теплое местечко, он зашел в кабинет начальника и, улыбаясь, предупредил: «Это вам, Семен Ильич, даром не пройдет. Я вас поставлю на место, как бы вы ни пыжились». Через неделю на молодого человека было совершено разбойное нападение. Он был избит вечером возле своего дома, когда парковал автомобиль. И машина, за которую он только начал выплачивать кредит, была разбита так, что восстановлению не подлежит. Сотрудники уверены, что причиной этому были не слова парня, а его действия: он якобы подкатывал к референтше Оборванцева. Теперь следствие подозревает именно его в организации покушения и убийстве Семена Ильича…

Открылась дверь, и на пороге появился мужчина, который уверенно подошел к столу, придвинул к себе стул, покосился на печенье.

— Не помешаю? — поинтересовался мужчина.

— Сначала спрашивают, а потом уж заходят в помещение, — напомнил участковый. — У вас что-то срочное? А то приемные дни у меня два раза в неделю.

— Я знаю, — уверенно заявил вошедший, — там на дверях написано.

Павел поднялся и начал прощаться.

— Как ты доберешься? — удивился Францев.

— Позвоню Нине, она за мной заедет… А потом сразу в город, заскочу в следственный комитет, узнаю, кому поручат заниматься Синицей…

Посетитель внимательно наблюдал за ними, а потом поинтересовался:

— А вам не кажется, что тут присутствует представитель населения со своими неотложными вопросами? Орнитологические темы можно обсуждать и в другое время.

Францев проводил друга до дверей, пожал ему руку и попросил держать в курсе, потому что и у него есть кое-какие мысли, но пока еще рано их озвучивать… Что за мысли, он объяснять не стал, да и посторонний мужчина бросал на них гневные взгляды.

Участковый вернулся на свое место и посмотрел на посетителя.

— Что случилось?

— Слава богу, ничего. Просто я хотел узнать, можно ли фамилию поменять?

— Ты, что ли, замуж собрался, Шалашников? — изобразил удивление Николай.

— Ну вот, — расстроился посетитель, — я к вам по серьезному делу.

— С твоим серьезным делом тебе в паспортный стол.

— А вы знаете, какие там очереди? Я им всем говорю, что мне только спросить, а на меня все орут, что им тоже только один вопросик задать.

— Занял бы очередь, написал бы заявление, заплатил бы госпошлину — и все, — объяснил Николай. — И можешь быть хоть Онегиным, хоть Печориным.

— Да мне только одну буковку поменять. Хочу стать не Шалашниковым, а Калашниковым. Сколько это будет стоить?

Францев пожал плечами.

— Думаю, что за одну букву много не запросят. А чего ты вдруг решил?

— Да не вдруг. Я давно уже об этом думал. Во-первых, с детства дразнят… Ну ладно в детстве было, я, можно сказать, забыл… А тут я с женщиной стал встречаться… В смысле, серьезно все у нас…

— Наконец-то, — поддержал мужчину Николай.

Посетитель кивнул.

— У меня, конечно, и другие были, но на этот раз я наконец решился, что женюсь… то есть решил жениться. Она вроде тоже не прочь… В смысле замуж. Но колеблется, мягко говоря. Что, говорит, за фамилия у вас, Вася? Вот, предположим, я соглашаюсь стать вашей женой и что? Стану Зинаидой Шалашниковой? А вдруг кто-нибудь меня будет называть Шалашовкой?

— А вообще это мысль! — громко произнес участковый, подумав о своем.

— По поводу перемены фамилии? — встрепенулся Шалашников.

— Именно, — произнес Николай, поднимаясь и выходя из-за стола, — так что, Василий, не теряй времени зря. Меняй одну букву, но обязательно посоветуйся с будущей женой. Вдруг она, раз такое дело, захочет стать Романовой или Шереметьевой.

— Да хоть владычицей морскою, — подхватил мужчина, — я решил быть Калашниковым и поставлю перед ней факт… То есть ее поставлю перед фактом.

Глава девятнадцатая

Францев поднялся на второй этаж, остановился возле обшарпанной двери и придавил кнопку звонка. Прислушался, потом нажал еще раз. И почти сразу за дверью прозвучал бодрый старушечий голос:

— Кто там?

— Вы в глазок поглядите и поймете, кто здесь.

— Ну гляжу. Вижу, что ты в форме. А сейчас, сам знаешь, любую форму на рынке купить можно. Хоть милиционера, хоть космонавта. Вдруг ты грабитель?

— А у вас есть что грабить?

Старуха за дверью задумалась и наконец ответила:

— Так тебе и скажи! Это, может быть, секретная