Путь Святозара. Том второй - Елена Александровна Асеева

тяжелым сердцем соглашаюсь с тобой. Пусть будет, так как ты решил, тебе, наверное, виднее… Оставим Велислава старшим в Славграде, а ты с дружиной пойдешь в поход.

Через некоторое время други покинули гридницу, а отец и Святозар отправились ужинать в белую столовую. Когда правитель и наследник вошли в столовую, то слуги уже накрыли стол. Святозар оглянулся в поисках Тура, и обеспокоенно спросил:

– А, где, Тур отец?

– Садись, – повелел правитель. А когда сын послушно опустился на свое место, ответил, – Тур приболел. Такой он у нас неслух, беда просто. Ведь я ему сказал вчера, иди во дворец, не бегай по двору, заболеешь, а он думаешь, послушал? Нет, конечно. Убежал в сад, да бегал там, покуда его Вячко не разыскал и не привел в столовую трапезничить. А сегодня на утро захворал. Да ты не тревожься, мальчик мой, я уже заговор прочитал над ним и ему легче. Но я все же решил, что ему надобно полежать, чтобы больше не было желания после бани раздетым бегать. А мы с тобой давай поедим, и если ты захочешь, то позже к нему сходишь.

– Хорошо отец, я так и сделаю, схожу к нему после ужина. А теперь и верно пора поесть, потому что я такой голодный, – молвил Святозар и обвел взглядом стол полный всяких явств.

– Еще бы, мальчик мой, цельные сутки не ел. Да, и вообще сразу видно, как ты за время похода похудел. Даже Храбр это приметил, и сегодня меня все выспрашивал, что с тобой случилось, – добавил правитель и положил себе на тарелку часть тушеного зайца, да предложил другой кусок, что пожирней сыну.

Святозар увидел зайца и весь передернулся, а лицо его и вовсе искривилось, точно правитель предложил ему не мясо, а слизняка:

– Нет, нет, отец, только не зайца.

– Это почему же сынок, ты вроде любил зайчатинку, – глянув на перекошенного сына, усмехнулся правитель.

– Да, отец, ты прав когда-то любил, – пояснил наследник и отвел взгляд от блюда с жареными кусками зайчатинки. – Но после того как мы двенадцать дней жили на вершине Сарачинской горы ожидая возвращения дружины из Беловодья, и я каждый день кормил Молчуна, Стояна и Часлава добытыми зайцами, меня при виде уже не разделанного зайца передергивает, а при виде жаренного и тем более. Так, что нет!… зайца я не буду.

– Ну, а, как насчет жареной рыбки или ушицы, – благодушно улыбаясь, спросил правитель.

– Нет, отец, и ухой я тоже пока сыт, – мотнув недовольно головой, откликнулся Святозар. – Ведь до Приславля мы только рыбой и питались. Хлеб закончился, а что за еда для восура без хлеба, то не еда, а так никакого вкуса и аппетита. Хлебаешь эту уху, ешь рыбу, уж я не буду вспоминать зайца, и не ощущаешь ничего внутри, никакого насыщения вроде поел, а все же голодный остался. Когда в Приславле воевода Всеволод пополнил наши запасы и привез хлеба, так, не успев даже отплыть от причала, мы сразу кинулись к нему. Путят, я, други, воины, все хлеб похватали, да давай его родимый прежде нюхать, да после есть. Знаешь отец на нашем восурском столе главное блюдо хлеб. Нет ничего важнее его. Ведь на хлебе… на нашем славном и чистом хлебе держится не только землепашец, не только рыбак, не только воин, но и правитель. Так, что отец, коли тебе кажется, что я дюже исхудал, ты мне покуда не предлагай мясо и рыбу, а лучше придвинь вон, те расстегаи, что поставили прямо подле твоей левой руки, которые ты, по-видимому, любишь, а теперь, похоже, буду любить и я.

– Конечно, сынок, конечно, – поспешил ответить правитель, и подал сыну блюдо полное расстегаев, румяных таких больших пирожков со словно расстегнутой серединой, показывающей свою восхитительную, сочную начинку. – Только уж извини, мальчик мой, но эти расстегаи с печенью налима.

– Ну, что ж, отец придется смириться и есть такие прекрасные расстегаи с печенью налима, – грустным голосом протянул Святозар и положил себе на блюдо сразу пять штук.

– А ты, сынок, – отметил правитель, и указал рукой на стол. – Посмотри кругом, погляди, как для тебя слуги постарались, сколько приготовили. Вот тебе пироги с грибами, с капустой, с кашей и яйцами, с творогом, а вот и сладкие с земляникой и малиной, с яблоками и вишней. Кушай, сынок, кушай, все, что пожелаешь, отъедайся…

– Отец, – спустя время, окликнул правителя Святозар, на малеша отвлекаясь от своих расстегаев. – Вчера в бане, ты так и не сказал, разрешаешь ли ты мне разрушить заговор и начать учить Тура.

Правитель воззрился на наследника, и сразу было видно как в нем борется любовь к сыну и неприятие изменения традиций, однако немного помедлив, он ответил:

– Я весь день думал, о том, сынок, что ты мне поведал. И конечно я во всем с тобой согласен, и особенно в том, что это неверная традиция, привела к такой трагедии в нашей семье. Но я думаю, что надо пока погодить с разрушением заговора, чтобы я свыкся с этой мыслью.

– Отец, – тихо сказал Святозар, утер губы утиральником и положил его на прежнее место на стол. – Весной мы пойдем на войну с нагаками, и кто знает… – Наследник чуть слышно вздохнул и, кажется, затрепетали не только его губы, но и руки, замершие подле груди. – Смогу ли я одолеть Нука и остаться живым. Поэтому до того времени я хочу быть уверен, что хотя бы наполовину исправил то, что когда-то необдуманно совершил. А чтобы убедить тебя в своей правоте… Я расскажу тебе вот, что. Когда я был Богомудром и умер, то пришел в Ирий-сад, там меня встречала Богиня Буря-Яга-Усоньша– Виевна. Она взяла меня за руку и довела до полей, что расстилались впереди и колосились ядреной пшеницей. Навстречу мне вышел ДажьБог, он подошел и обнял меня, приветствуя как своего сына, а после сказал мне: «Здравствуй, дорогой мой мальчик. Ах, что же ты натворил, что натворил. Как ты мог создать этот заговор и подвергнуть души своих потомков такой опасности. Как ты был неблагоразумен, из-за одного сына поставил под угрозу весь свой род, весь восурский люд. Но придет время, сын, и я дам тебе возможность исправить то, что ты натворил. А до тех пор буду сохранять, и оберегать твоих потомков, моих внуков». Это последнее, что я помню из жизни Богомудра. И теперь, отец, я прошу у тебя, разрешения выполнить повеление ДажьБога и вернуть все на круги своя, тогда я буду спокоен. Я разрушу