Ирландские чудные сказания - Джеймс Стивенс

двужильности и веселому духу.

— Теперь начну сызнова.

Сказывал Монган:

Был слуга во дворце у Фиахны Финна, звали его Ан-Дав, и в ту ночь, когда родила жена Фиахны сына, жена Ан-Дава тоже родила сына. Его назвали мак ан-Давом, а сына Фиахны жена поименовала Монганом.

— А! — пробормотала Пламенная.

Королева сердилась. Сказала, что несправедливо и дерзко слуге рожать ребенка в то самое время, когда родила королева, но что тут поделаешь: ребенок родился, куда же ему деваться.

И вот что следует рассказать.

Жил по соседству королевич по имени Фиахна Дув, был он властителем Дал Фиатаха. Долгое время питал он вражду и злобу к Фиахне Финну и воевал с ним, и у Фиахны Дува в ту самую ночь родилась дочь, и назвали ее Дув-Лаха, Белая Длань.

— А! — вскричала Пламенная.

— Вот видишь! — промолвил Монган и с удовольствием выпил еще вина Дивных.

Чтобы покончить с бедами между Фиахной Финном и Фиахной Дувом, младенцев обручили с самой колыбели, на следующий же день после их рождения, и люди Ирландии возрадовались такому поступку и новости. Но вскоре пришли на их земли печаль и скорбь: когда малышу Монгану было три дня отроду, посреди дворца возник его настоящий отец, Мананнан сын Лира. Обернул Монга-на в свой зеленый плащ и забрал растить и воспитывать в Земле Обещания, за море, кое по ту сторону могилы.

Фиахна Дув, услыхав, что Монган, обрученный с его дочерью Дув-Лахой, исчез, решил, что мирный договор нарушен, и однажды внезапно пришел и вторгся в королевскую обитель. Убил Фиахну Финна в бою и взял себе корону Ольстера.

Люди Ольстера невзлюбили его и обратились к Ма-наннану с прошением вернуть Монгана, но Мананнан не мог, пока не исполнится мальчику шестнадцать лет и не вырастет он в мудрости Земли Обещания. И вот тогда лишь вернул он Монгана, и так между Монга-ном и Фиахной Дувом сделался мир, и Монган женился на той, с кем обручился в младенчестве, — на юной Дув-Лахе.

Глава девятая

Однажды Монган с Дув-Лахой играли в шахматы у себя во дворце. Монган только что сделал изысканный ход, поднял взгляд — посмотреть, не сердится ли Дув-Лаха, что было бы закономерно. И увидел он за плечом у Дув-Лахи маленького черноликого косматого церковника; тот опирался о дверной столб в их зале.

— Что ты здесь делаешь? — спросил Монган.

— Что здесь делаешь ты? — переспросил маленький черноликий церковник.

— Я-то, само собой, право имею быть в собственном доме, — ответил Монган.

— А я, само собой, возражаю, — сказал церковник.

— Где же мне быть в таком случае? — спросил Монган.

— Быть тебе в Дун Фиатахе, мстить за убийство отца, — ответил церковник, — и стыдился б ты, что не сделал этого давным-давно. Вот заслужишь потеху — тогда и играй с женой в шахматы.

— Но как же убить мне отца жены? — воскликнул Монган.

— Взявшись за дело немедля, — сказал церковник.

— Ну и речи! — вымолвил Монган.

— Я знаю, — продолжил церковник, — что Дув-Лаха не согласится ни с одним словом, какое скажу я об этом, и попытается помешать тебе совершить то, на что имеешь ты право, ибо таково женино дело, но дело мужнино — совершить то, что я тебе наказал; пойдем со мной, не раздумывай, не играйся больше в шахматы. При Фи-ахне Дуве сейчас лишь маленькая дружина, мы сможем спалить его чертоги, как он спалил чертог твоего отца, и убить его, как убил он отца твоего, и по праву примешь ты корону Ольстера как захватил он ее не по праву.

— Сдается мне, удачный язык у тебя, мой черноликий друг, — молвил Монган, — пойду я с тобой.

Собрал он дружину и сжег твердыню Фиахны Дува, убил его и стал королем Ольстера.

И тогда впервые почувствовал себя уверенно и привольно, чтобы играть в шахматы. Но узнал он гораздо позже, что черноликий косматый человек — его отец Мананнан, но то правда.

Впрочем, некоторые толкуют, что Фиахна Черный был убит в 624 году повелителем шотландской Дал Риады — Коннадом Керром97, в битве при Ард-Каранне, но люди, которые так говорят, не ведают, о чем бают, — и нет им дела до того, что у них на языке.

Глава десятая

— Нечем восхищаться в этой Дув-Лахе, — ворчливо сказала Пламенная. — Вышла замуж, проиграла в шахматы. Такое и прежде случалось.

— Не будем отвлекаться, — произнес Монган и, отхлебнув несколько десятков глотков вина, сделался оживленнее прежнего. Вернулся к сказанию:

Случилось это в день, когда Монгану пришла нужда в сокровище. Много даров предстояло преподнести, а ему не хватало золота, серебра и скота, какие положены королю. Призвал он своих благородных и обсудил с ними, что с этим можно поделать, и договорились они, что следует королю навестить подвластных ему королей и собрать с них дань.

Немедля отправился он по гостям и первым делом поехал в Лейнстер.

Королем Лейнстера был в ту пору Брандув, сын Эхнаха98. Принял он Монгана и обращался с ним славно, и в ту ночь спал Монган у него во дворце.

Наутро, проснувшись, выглянул Монган из высокого окна и увидел на солнечном лугу перед дворцом стадо коров. Было их пятьдесят, он посчитал, и при каждой корове теленок, и все коровы и их телята были чистого белого цвета — и все с рыжими ушами.

Увидав тех коров, Монган влюбился в них, как прежде не влюблялся ни во что.

Спустился и вышел на солнечный луг, к коровам, каждую оглядел и каждой сказал слова нежности и обожания, а пока гулял, разговаривал, глядел да любил, заметил, что кто-то ходит с ним вместе. Отвел взгляд от коров и увидел, что это король Лейнстера рядом с ним.

— Ты влюбился в этих коров? — спросил его Брандув.

— Влюбился, — ответил Монган.

— Как и всё, — сказал король Лейнстера. hfcj. Никогда я не видел подобных им, — сказал Монган.

— Никто не видел, — подтвердил король Лейнстера. Никогда я не видел ничего, что хотелось бы мне иметь сильнее, чем это стадо, — сказал Монган.

— Эти коровы, — произнес король Лейнстера„ — чудеснее всех в Ирландии, а Дув-Лаха, — продолжил он задумчиво, — самая красивая женщина во всей Ирландии.

— Нету лжи в том, что ты говоришь, — сказал Монган.

— Не диво ли, — сказал король Лейнстера, — что есть у меня то, чего хочешь ты всей душой, а у тебя — то, чего жажду я всем сердцем?

— Диво и впрямь, — проговорил Монган, — но чего же ты жаждешь?

— Дув-Лаху, конечно, — ответил король Лейнстера.

— Желаешь сказать, — молвил