Единственный выживший - Дин Кунц

Наконец Джо вздохнул и вернулся к машине. После напряженного, богатого событиями дня он чувствовал себя изможденным и разбитым. Пока он не отдохнет, он не сможет полагаться ни на разум, ни на интуицию.

* * *

Подоткнув под голову поролоновую подушку, Джо лежал на кровати в комнате мотеля и медленно жевал шоколадный батончик, купленный им в магазине при бензоколонке. На душе у него лежал тяжелый камень, и он поглощал лакомство совершенно механически, не чувствуя никакого вкуса. Только когда он положил в рот последний кусок шоколада, рот его неожиданно наполнился медным привкусом крови, как будто он прикусил язык.

Язык, однако, оказался совершенно ни при чем; просто на Джо снова навалилось хорошо ему знакомое ощущение вины. Прошел еще один день, а он по-прежнему был жив. Больше того, он так и не сделал ничего, что могло бы оправдать его существование.

Если не считать лунного света, лившегося в комнату сквозь открытую балконную дверь, и зеленых цифр на экране электрического будильника, крошечный номер мотеля был погружен во тьму. Джо лежал с открытыми глазами и пристально смотрел на потолочный светильник-тарелку, который был едва различим в темноте, да и то только потому, что на его стеклянную поверхность лег легкий, как изморозь, отблеск лунного сияния. Порой ему начинало казаться, что серебристая тарелка медленно плывет под потолком, словно пришелец из царства духов, но на самом деле это сказывались напряжение и усталость.

Сначала Джо подумал о трех бокалах "Шардоне", которые он видел на столике в кухне Дельманов. Нет, вино здесь было ни при чем. Конечно, Чарльз мог попробовать его еще до того, как разлил по бокалам, но Джорджина и Лиза так и не прикоснулись к своим порциям – в этом он был совершенно уверен.

Мысли беспорядочно носились у него в голове, словно мошкара, ищущая в темноте хоть какой-нибудь источник света.

На мгновение Джо подумал о том, как хорошо было бы позвонить сейчас в Виргинию и побеседовать с Бет Маккей, но сразу отверг эту мысль. Его враги уже давно могли поставить телефон матери Мишель на прослушивание, и, если бы он позвонил, выследить его не составило бы им никакого труда. Кроме того, Джо не хотелось рассказывать Генри и Бет о том, что случилось с ним за сегодняшний день, начиная с момента, когда он заметил за собой слежку, – это могло подвергнуть опасности и их жизни.

В конце концов, побежденный усталостью и убаюканный мерным, как стук материнского сердца, рокотом близкого прибоя, Джо провалился в неглубокий, тревожный сон, все еще гадая, как получилось, что он сумел бежать из дома Дельманов, не наложив на себя руки.

Прошло совсем немного времени, и Джо снова открыл глаза. Он лежал на боку, и зеленые цифры на табло будильника напомнили ему взбесившиеся часы в забрызганной кровью спальне Чарльза Дельмана. Только там цифры часто-часто мигали и шли в обратном направлении, причем шли гораздо быстрее, чем текло реальное время. Помнится, за каждую вспышку они возвращались в прошлое минут на десять…

Тогда Джо подумают, что часы, наверное, были повреждены шальным кусочком свинца. Теперь, когда его мозг был наполовину погружен в сон, ему казалось, что странное поведение часов объяснялось совершенно иными причинами, гораздо более важными и таинственными.

Часы и масляные лампы… Мигающие цифры и таинственный сквозняк.

Между ними должна быть связь!

Важная связь!..

Вот только какая именно?..

Потом сон снова овладел им, он спал крепко, но задолго до рассвета тревога снова разбудила Джо. В общей сложности он проспал три с половиной часа, но после года, состоявшего из наполненных болью дней и таких же беспокойных ночей, даже эта малая толика нормального сна освежила его.

Приняв душ, Джо вернулся в комнату, чтобы одеться. Натягивая джинсы и майку, он не отрывал взгляда от будильника, но озарение, так и не пришедшее к нему во сне, по-прежнему избегало его.

* * *

Океан еще ждал рассвета, а Джо уже мчался в лос-анджелесский аэропорт. Из мотеля он позвонил и заказал себе билет до Денвера и обратно. Билет был на сегодня, а время он рассчитал так, чтобы вернуться в Лос-Анджелес к шести вечера и встретиться в уэствудской кофейне с обладательницей низкого хрипловатого голоса, которую он называл Деми.

На пути к посадочным воротам, за которыми уже ждал его самолет, Джо заметил у стойки регистрации пассажиров на Хьюстон двух молодых людей в длинных голубых одеждах. Их чисто выбритые головы, золотые сережки в ушах и белые теннисные туфли свидетельствовали, что они принадлежали к той же секте, с членами которой Джо столкнулся на побережье несколько часов назад.

Один из юношей был чернокожим, второй – белым. Оба держали в руках сумки с портативными компьютерами НЭК, а когда темный юноша посмотрел на часы, Джо показалось, что это – золотой "Роллекс". Иными словами, в чем бы ни заключались их религиозные убеждения, оба явно не давали обета жить в бедности и не имели ничего общего с воспевателями "Харе Кришны", кроме разве что отдаленного внешнего сходства.

Когда самолет поднялся в воздух и взял курс на Денвер, Джо с удивлением отметил, что почти не нервничает, хотя за прошедший год это было его первое воздушное путешествие. Поднимаясь по трапу на борт "Боинга", Джо боялся, что в салоне с ним снова может случиться приступ, и он начнет заново переживать падение 353-го, как это с ним не раз бывало в гораздо менее подходящих местах, однако уже через несколько минут полета он почувствовал, что все обойдется.

Нет, он нисколько не боялся еще одной катастрофы. Напротив, если бы ему пришлось погибнуть такой же смертью, какую приняли Мишель и девочки, он был бы только рад. Во всяком случае, все время, пока обреченный самолет несся бы к земле, он оставался бы спокойным и не испытывал страха, потому что такая смерть казалась ему только справедливой. Только так Джо мог надеяться восстановить нарушенное равновесие Вселенной, замкнуть разорванный круг и исправить допущенную судьбой ошибку.

Нет, умереть Джо не боялся. Гораздо больше его страшило то, что он мог узнать от Барбары Кристмэн.

Он был убежден в том, что Барбара не доверяет телефонному аппарату, но может стать более откровенной, если они встретятся один на один, без свидетелей. Джо, во всяком случае, казалось, что он не выдумал то разочарование, которое прозвучало в голосе Барбары Кристмэн, когда она узнала, что журналист Карпентер звонит не из Колорадо-Спринте, а из далекого Лос-Анджелеса. Кроме того, ее пространная тирада о необоснованной и опасной вере в заговор и необходимости срочно посетить психотерапевта, хоть и была проникнута искренним сочувствием, прозвучала так, словно предназначалась не для Джо, а для кого-то третьего.

И если Барбара Кристмэн носила на сердце тяжесть, от которой ей хотелось избавиться, то разгадка тайны рейса 353 могла оказаться гораздо ближе, чем Джо рассчитывал.

Он хотел знать всю правду, должен был знать всю правду, какой бы она ни была, но он боялся этой правды. Если ему станет известно, что не жестокий рок, а люди были виноваты в том, что он потерял свою семью, то безразличие и покорность судьбе – а также покой, который был их естественным следствием и которого Джо так жаждал, – могли навсегда остаться для него несбыточной мечтой. Вот почему путешествие к этой страшной правде было для Джо не восхождением на сияющие голубые вершины, а бесконечным и трудным спуском в пропасть, в которой царили хаос, мрак и смерть.