Стоянка поезда всего минута - Мария Метлицкая

Петя вернулся из Ростова потерянным и странным. Обычно неразговорчивый, он вообще замолчал.

Юля трясла его как липку.

– В чем дело, что-то случилось?

Через пару дней выдавил, процедил:

– Ухудшение у мамы. Да и Зойка совсем отбилась от рук.

В общем, ничего нового, и Юля успокоилась. А после сессии взялись за покупки – пеленки и ползунки, чепчики и пинетки, коляска, кроватка, одеяльца теплое и летнее, конверт и варежки, чтобы было все необходимое. Перестирывали, переглаживали, складывали стопками.

Лелька смотрела на сложенные вещи глазами, полными ужаса.

– Юль, я не справлюсь! Ничего у меня не получится!

– Справишься, – отвечала Юля, водя утюгом по очередным ползункам или пеленке. – Выхода нет. И всему научишься. Да и мы рядом – втроем и не справимся? Мы что, безрукие и безответственные идиоты?

Держась за живот, Лелька плюхалась в кресло и замирала. На ее лице был написан ужас.

В начале июля вспомнили про свадебный наряд. Вспомнили и ужаснулись – времени почти не осталось. Бросились в Измайлово, в магазин для новобрачных, куда получили талон. Купеческие платья из жесткого ацетата, расшитые блестками, белые туфли на шпильке, фата из занавесочного тюля. Словом, кошмар.

Вышли на улицу, и Юля расплакалась:

– Что делать?

Сообразила Лелька – позвонили ее маман и поехали к ней. «Странно, – думала Юля, разглядывая Лелькину мать. – У такой красивой матери и такая некрасивая дочь!» Мать, высокая длинноногая блондинка с зелеными удлиненными глазами, критически оглядела беременную дочь, вздохнула и не задала ни одного вопроса. Ни одного!

Из комнаты выкатился красивый златокудрый ребенок лет семи и, увидев сестру, удивился:

– А, Лелька, ты? А что ты мне принесла?

Лелька растерянно развела руками. Забыли. Забыли в суете купить подарок ребенку.

Но на златокудрого ангела прикрикнула мать:

– Глеб, ну чего тебе еще не хватает? Иди к себе, займись чем-нибудь! Подарок ему! Уже из жопы все лезет!

Лариса завела девочек в свою спальню и распахнула шкаф.

– Выбирай, – милостиво кивнула она Юле. – Здесь выходное, здесь поскромнее. Тебе на свадьбу? Ты, что ль, невеста?

Юля молча кивнула.

– Ох, девки, – вздохнула Лариса. – Ну куда вы спешите! Торопитесь, думаете, не успеете? Это ж ярмо, тюряга! Пожизненное, понимаете? А ты? – Презрительный взгляд на дочь. – Тебя, как я понимаю, в загс не зовут? – И, не дожидаясь ответа, кинула беглый взгляд на Юлю. – Ладно, давай, шебурши! Тряпья горы, и все сплошной импорт. Размер у нас, кажется, одинаковый.

Размер был действительно одинаковым, но шебуршать почему-то не хотелось. Шепнула Лельке:

– Пойдем?

Та с облегчением ответила:

– Ага…

Выскочили по-английски – Лариса с кем-то ругалась по телефону, даже и не услышала.

– Вот такая у меня маман, – грустно проговорила Лелька, – хабалка. Папаша влюбился в нее в восемнадцать, на втором курсе, она в институтском буфете работала. Красивая, конечно, вот он и запал. Дедка тогда был в ужасе – еще бы: буфетчица из Мелитополя! Видела бы ты ту родню! Пол-Мелитополя привалили на свадьбу, человек семьдесят. Свадебку отгуляли, с разборками и драками – все, как положено, а жизнь не заладилась, причем с первого дня. Через год папаша очнулся и офигел. А Лариска на третьем месяце – куда деваться? Через два года развелись, и слава богу. Мать очень быстро вышла замуж за человека небедного, директора автобазы, а отец, спустя годы, удачно женился на своей аспирантке и через пару лет умотал за границу. А мы с дедкой остались одни. В общем, грустная это история. А похожа я на отца. Нет чтобы на Лариску или на бабку Леокадию, – расхохоталась Лелька.

Неделю мотались по магазинам и наконец повезло – купили бежевое платьице с вышивкой.

– Скромненько, миленько и со вкусом – со вздохом констатировала Юля. – Еще бы туфли достать.

Туфли достали. Правда, голубые, но вариантов не было – значит, сойдет.

В общем, ко всему подготовились.

Жених на покупки реагировал странно: равнодушно, безучастно и вяло, Юля даже обиделась. Волнуется перед свадьбой? Ну это же радость! Да что с ним такое?

Петя пропал в самом конце июля, и это был самый страшный день в ее жизни. Да, двадцать седьмое июля. Сколько потом было всего – лучше не вспоминать. Но этот день был самым страшным. Она могла восстановить его по минутам, по секундам.

Обычное летнее утро, сквозь шторы нахально пробивается солнце, пытаясь заполонить собой всю квартиру. Жарко, очень жарко, с самого утра нестерпимая духота.

Не успевший остыть за ночь асфальт, раскаленные крыши домов и сизое страшноватое марево над всем городом. Утренний кофе и яичница, которая подгорела. Почему? Странно, Юля не отходила от плиты. Может, задумалась? Наверное. Помнит, как чертыхнулась, посмотрела на сковородку, решая: съесть или сварганить новую? Глянула на часы – нет, не успеет. Шмякнула яичницу на тарелку, нарезала сыру и хлеба и крикнула:

– Петя-я! Ну где ты застрял? Опаздываем!

Он появился почти сразу, еще с влажными волосами, пахнущий зубной пастой и хвойным мылом, такой родной и любимый, что защемило сердце. Шагнула к нему и, громко вздохнув, уткнулась носом в еще мокрую шею и, застыв, замерла от восторга и счастья.

Он чуть отпрянул, а Юля, подняв глаза, удивилась – на Петином лице была странная, незнакомая гримаса, словно все это было ему неприятно.

– Петь! – Она дернула его за рукав рубахи. – Ты чего?

Вздрогнув, он словно очнулся и улыбнулся:

– Да все нормально, малыш. Так, задумался.

Она глянула на часы.

– Давай ешь, время поджимает.

Петя сел на стол, но есть так и не начал и снова застыл, замер, уставившись в окно. Она стояла у стола, внимательно его рассматривая. Сердце болезненно екнуло: «Что-то не так, мой любимый?»

Тряхнув головой, словно отгоняя какой-то морок, он взял вилку и, подцепив кусок подсохшей яичницы, странно скривился.

– Прости, что-то не хочется. Только кофе. Ты не обиделась?

– Нет, – улыбнулась она. – Наверное, это из-за жары. Мне тоже есть неохота.

– Наверное, – не поднимая глаз, буркнул он.

Кивнув, Юля побежала в комнату: ресницы, помада, сарафан. Когда она вышла в коридор, Петя все еще сидел на кухне: прямая застывшая спина, напряженная шея.

– Петь, – окликнула Юля. – Ну что ты застыл? Давай одевайся!

На улицу вышли вдвоем. Она ехала к маме, вызвавшей ее на помощь – разобрать старый шатающийся переполненный книжный шкаф, наконец-то заказали новый. Петя направлялся на частный урок: июль – самое горячее время для абитуриентов.