На дне. Дачники - Максим Горький

(Она устала от волнения и садится рядом с Варварой Михайловной. Молчание.)

Дудаков (оглядывая всех). Вот!.. Это так! Это правда!

Ольга Алексеевна (быстро). Ты здесь? Поди сюда...

Шалимов (приподнимая шляпу). Вы кончили, Марья Львовна?

Марья Львовна. Да.

Ольга Алексеевна (отводит мужа в угол террасы). Ты слышал? Понял? Какой дурак Басов!

Дудаков (негромко). При чем тут Басов?

(На террасе общее движение. Варвара Михайловна смотрит на всех. Еще нет уверенности, что выходка Басова заглажена, забыта.)

Ольга Алексеевна. Тише! Варвара тут говорила такое злое, а он назвал ее Валаамовой ослицей.

Дудаков. Ну, и дубина он! Оля, там дома, знаешь...

Ольга Алексеевна. Подожди!.. Калерия хочет стихи читать. Нет, это хорошо все-таки, это хорошо! Варвара стала такая гордячка.

(Рюмин, подавленный, сходит с террасы и прохаживается около нее.)

Шалимов. Господа, вот Калерия Васильевна любезно согласились прочитать свои стихи...

Басов. Читай, милая, скорее!

Калерия (смущенно). Хорошо, я прочитаю... хорошо.

Шалимов. Вам стул.

Калерия. Не надо. Варя, чему это я обязана? Такой интерес к моим стихам ужасает меня.

Варвара Михайловна. Я не знаю. Очевидно, кто-то сделал бестактность, и все стараются скрыть ее.

Калерия. Ну, я буду читать. Мои стихи постигнет та же участь, как и твои слова, Варя. Все поглощается бездонной трясиной нашей жизни...

Осени дыханием гонимы,

Медленно с холодной высоты

Падают красивые снежинки,

Маленькие, мертвые цветы...

Кружатся снежинки над землею,

Грязной, утомленной и больной,

Нежно покрывая грязь земную

Ласковой и чистой пеленой...

Черные, задумчивые птицы...

Мертвые деревья и кусты...

Белые, безмолвные снежинки

Падают с холодной высоты...

(Пауза. Все смотрят на Калерию, как будто ждут еще чего-то.)

Шалимов. Мило!

Рюмин (задумчиво).

Падают красивые снежинки,

Мертвые, холодные цветы...

Влас (возбужденно). Я тоже сочинитель стихов, я тоже хочу прочитать стихи!

Двоеточие (хохочет). А ну-ка!

Шалимов. Интересное состязание!

Варвара Михайловна. Влас, нужно ли это?

Замыслов. Если это весело - это необходимо!

Марья Львовна. Голубчик! Напомню вам - будьте самим собой!

(Все смотрят на возбужденное лицо Власа. Становится очень тихо.)

Влас. Господа! Я хочу показать вам, как это легко и просто - насорить стихами в голове ближнего своего... Внимание! (Читает ясно и сильно, с вызовом.)

Маленькие, нудные людишки

Ходят по земле моей отчизны,

Ходят и - уныло ищут места,

Где бы можно спрятаться от жизни.

Всё хотят дешевенького счастья,

Сытости, удобств и тишины,

Ходят и - всё жалуются, стонут,

Серенькие трусы и лгуны.

Маленькие, краденые мысли...

Модные, красивые словечки...

Ползают тихонько с краю жизни

Тусклые, как тени, человечки.

(Кончив, он стоит неподвижно и смотрит поочередно на Шалимова, Рюмина, Суслова. Пауза. Всем неловко. Калерия пожимает плечами. Шалимов медленно закуривает папироску. Суслов очень возбужден. Марья Львовна и Варвара Михайловна подходят к Власу, видимо, боясь чего-то.)

Дудаков (тихо, но внятно). Эт-то ужасно метко. Знаете... это ужасно верно!

Юлия Филипповна. Браво! Это мне нравится!

Двоеточие. Ну, разнес!.. Ах ты... душа моя красная!

Калерия. Грубо... Зло... Зачем?

Замыслов. Не весело... Нет!

Шалимов. Тебе нравится, Сергей?

Басов. Мне? То есть, видишь ли, конечно, рифма слабая... Но - как шутка...

Замыслов. Для шутки это серьезно.

Юлия Филипповна (Шалимову). Ах, как вы ловко притворяетесь!

Суслов (желчно). Позвольте теперь мне, тусклому человечку, ответить на это... на этот... извините не знаю - как назвать этот род творчества. Вы, Влас Михайлович... я вам не буду отвечать... Я обращусь прямо к источнику вашего вдохновения... к вам, Марья Львовна!

Влас. Что такое? Вы! Смотрите!

Марья Львовна (гордо). Ко мне? Это странно... но я слушаю.

Суслов. Ничуть не странно, ибо мне известно, что именно вы - муза этого поэта.

Влас. Без пошлостей!

Юлия Филипповна (мягко). Без пошлостей он не может.

Суслов. Я просил бы не мешать мне... Когда я кончу, я отвечу, как вам будет угодно, за все, что скажу... Вы, Марья Львовна, так называемый идейный человек... Вы где-то там делаете что-то таинственное... может быть, великое, историческое, это уж не мое дело!.. Очевидно, вы думаете, что эта ваша деятельность дает вам право относиться к людям сверху вниз.

Марья Львовна (спокойно). Это неправда.

Суслов. Вы стремитесь на всех влиять, всех поучать... Вы настроили на обличительный лад этого юношу..

Влас. Что вы там мелете?

Суслов (зло). Терпение, юноша! Я до сего дня молча терпел ваши выходки!.. Я хочу сказать вам, что, если мы живем не так, как вы хотите, почтенная Марья Львовна, у нас на то есть свои причины! Мы наволновались и наголодались в юности; естественно, что в зрелом возрасте нам хочется много и вкусно есть, пить, хочется отдохнуть... вообще наградить себя с избытком за беспокойную, голодную жизнь юных дней...

Шалимов (сухо). Кто это мы, можно узнать?

Суслов (все горячее). Мы? Это я, вы, он, он, все мы. Да, да... мы все здесь - дети мещан, дети бедных людей... Мы, говорю я, много голодали и волновались в юности... Мы хотим поесть и отдохнуть в зрелом возрасте - вот наша психология. Она не нравится вам, Марья Львовна, но она вполне естественна и другой быть не может! Прежде всего человек, почтенная Марья Львовна, а потом все прочие глупости... И потому оставьте нас в покое! Из-за того, что вы будете ругаться и других подстрекать на эту ругань, из-за того, что вы назовете нас трусами или лентяями, никто из нас не устремится в общественную деятельность... Нет! Никто!