Удержи меня, если сможешь - Юлия Бонд

— Как прошел день? — спрашиваю после того, как Кирилл лег на кровать и, обняв меня за талию, притянул к себе.

— Сложно, — выдыхает мне в затылок.

— У меня тоже.

Молчу, что приходила его мама, и мы с ней поссорились. Опять! Про Настеньку тоже не заикаюсь. Это все временно. Пройдет. Я научусь быть тихой гаванью, куда мой мужчина может возвращаться каждый раз после плавания в открытом море. Я не буду закатывать истерики, как и не буду в чем-либо его подозревать. Требовать от него что-то — ну разве только по очень большим праздникам, например, когда у меня шалят гормоны в красные дни календаря.

Мы засыпаем вместе в обнимку. Стоит Кириллу прижаться ко мне со спины, как из головы улетучиваются все мысли, а потому я проваливаюсь в царство Морфея практически сразу.

Проснувшись утром, готовлю для нас двоих завтрак. Пока Кирилл приводит себя в порядок, я стою возле кухонной плиты. Раскладываю по тарелкам омлет, наливаю в чашки чай.

Его шаги я слышу за несколько секунд до того, как любимые руки оплетают талию, а шею щекочет колючий подбородок Кирюши.

— Не стоило напрягаться, Сонь. Тебе надо больше лежать. Выздоравливать.

— Это утомительное занятие, — вздыхаю. — Надоело.

— Ну… Я что-то придумаю.

Почему-то его «придумаю» ассоциируются с не самым хорошим, но зря. Орлов обещает свозить меня на выходных в лес или другое место, но на природу. Я счастлива настолько сильно, что даже появление Валентины Ивановны не способно испортить мне настроение. Эта женщина точная, как швейцарские часы. В девять утра у нее начинается рабочий день, то есть, она приходит к нам домой и устраивает мне райскую жизнь, чтобы я чувствовала себя как на курорте. Уже не злюсь так сильно, хотя нервы иногда сдают, но тогда я делаю громче звук на телевизоре или просто прикидываюсь спящей. Я могу потерпеть ее два часа, чего уж там.

Сегодня Валентина Ивановна с гостинцами. Принесла мне пирожки с картофелем и грибами. Я удивлена, конечно же. Откуда такое счастье?

— Ешь, София. Поправляйся, — к моей кровати подкатывается небольшой столик на колесиках.

Я хлопаю ресницами, не веря собственным глазам.

— Сколько сахара тебе положить в чай? — спрашивает свекровь, улыбаясь.

— Спасибо, — хочу сказать, я сама, но затем… Чего это я стану лишать удовольствия Валентины Ивановны? Она же хочет заботиться обо мне. Мне не жалко совсем. — Одну ложку.

— Как ты себя чувствуешь? Когда на прием к врачу?

— Через две недели, — подношу ко рту пирожок. Кусаю. Вижу, дамочка ждет похвалы. Заглядывает в мои глаза и ждет, ждет. С трудом проглатываю. Киваю. — Очень вкусно. Спасибо, Валентина Ивановна. Здоровья вашим рукам.

Свекровь цветет и пахнет, а затем уходит на кухню и целый час гремит посудой. Что она там делает? Понятия не имею. Мне кажется, она просто хочет приходить к нам домой, цепляясь за любой предлог. Наверное, следит за мной, чтобы я, такая вся плохая девочка, не испортила ее хорошего мальчика.

Сегодня у меня аншлаг, ведь в скором времени на пороге появляется Анька. Я совсем ее не узнаю. Похудела очень, осунулась в лице…

Подруга устраивается рядом со мной на кровати, и все время косо поглядывает в сторону Валентины Ивановны.

— А она так всегда? — тихо спрашивает после того, как свекровь ставит на стол чашку с чаем для подруги.

— Угу. Как я сломала ногу, так каждый день приходит. По будням. Суббота и воскресенье у нее выходной, — отвечаю с улыбкой на лице.

— Блин, — Анька закатывает глаза. — И ты нормально к этому относишься?

— Конечно. Валентина Ивановна, знаешь, какая хорошая? Золото, а не женщина, — подмигиваю Аньке.

Аня подсаживается ближе. Шепчет мне на ухо:

— Сонь, это реально засада. Поговори с Кириллом. Скажи, чтобы повлиял на свою маму. Ну это же не в какие ворота… Приходит как к себе домой, а ты что?

— А у меня гипс.

— И что? Ты же не немощная какая-то там.

— Анька, воевать с этой женщиной бесполезно. Я помню ее закидоны. Чтобы избавиться от гиперопеки Валентины Ивановны нам надо переехать в другой город и то, нет никакой гарантии, что она не последует за нами.

— Жесть, — вздыхает Анька.

— Да ладно, — отмахиваюсь. — Прорвемся. Ты лучше скажи, как у тебя дела? Как самочувствие?

— Уже хорошо. Вот похудела немного.

— Вижу. А в целом?

Вздыхает. Взгляд отводит в сторону.

— Хреново мне, Сонь. Без него.

Теперь вздыхаю я.

— Ты же не хочешь мне сказать, что вы снова сойдетесь?

— Я? С Толиком? Да ни в жизни! Просто понимаешь, он как вредная привычка. Как долбаные сигареты. Ты их куришь, хоть понимаешь, что отрава. Надо бросить, да. Но как? Ты ведь уже подсел. Никотин в крови.

— Тяжелый случай, да.

— Я переживу. Ты не волнуйся. Просто надо больше времени.

— Может тебе стоит кого-то найти? Сходить с кем-то на свидание? Ну не знаю. В интернете хоть переписываться. Тебе нужно почувствовать себя привлекательной. Нужно отвлечься.

— Нужно, Сонь, но не сейчас. Пока мне этого не хочется.

Через полчаса уходит Анька, а вместе с ней и Валентина Ивановна. На душе становится как-то паршиво. Кошки скребут, а может и весь кошачий приют.

Тошнотворные спазмы застают меня врасплох. С огромным трудом мне удается допрыгать на одной ноге до ванной комнаты. Согнувшись в три погибели над унитазом, я прочищаю желудок, вспоминая пирожки любимой свекрови.

А я-то думала, чего она такая вся паинька. Прям не Валентина Ивановна, а Валентина Мармеладовна. Гадина! Решила пойти в контратаку? Так я же не трус и тоже могу дать отпор, лишь бы потом не жаловалась своему сыночку.

— Мартынуль, ты заболела? — Кирилл волнуется. Держит меня за руку, а затем касается моего лба тыльной стороной ладони.

— Заболела.

— Поехали в больницу? Ты вся зеленая какая-то.

— Спасибо твоей мамочке.

— Не понял.

— Утром приходила Валентина Ивановна и угостила меня пирожками с грибами.

— Хочешь сказать, тебя отравила моя мама? Я что-то сейчас ничего не понял.

— Да, Кир. Именно так.

Выдыхаю, собираясь с силами. Я должна ему обо все рассказать. Должна признаться, что его любимая мамочка кошмарит меня каждое утро, когда он уходит на работу. Но сегодня свекровь превзошла саму себя. Такой подлости не ожидала даже я, хотя знала раньше, на что способна эта Гарпия.

Я рассказываю обо всем Кириллу. Каждую деталь, каждую встречу. Чем больше говорю, тем сильнее хмурится Кирилл. Его темные брови сходятся на переносице, крылья носа раздуваются, а на скулах играют желваки. Он злится и очень сильно. А затем, когда я заканчиваю свой монолог, он резко вскакивает с постели и ходит по комнате вперед-назад.