Любовь, или Кошка на окошке - Алина Кускова

— Я их выбросил. — Он не стал юлить и отнекиваться.

— Ты их выбросил?!

— Разумеется, я. Матильда этого сделать не смогла бы при всем желании.

— Мотька любила эти розы!

— Что ты говоришь? Отвратительные цветы. У Матильды на пыльцу аллергия.

— Это у тебя аллергия на меня!

— Неправда.

— Что неправда?

— Я совершенно здоровый человек.

— Нет, ты больной. Ты больной на всю голову. — Голос Женечки звенел, ее было очень жалко, так она расстраивалась. — Кто тебе дал право врываться в мою комнату и устраивать там разгром?!

— Из твоей комнаты воняло.

— Воняло?! Чем же? Мотькой?

— Завядшими цветами! Не истери, я просто зашел и выбросил розы, которые воняли.

Женя кинулась к мусорному пакету, но он был пуст. Тогда она побежала к себе в комнату и бросилась на балкон.

— Ах, — раздалось оттуда с таким надрывом, что у Евгения чуть не сбежали пельмени. — Мои розочки! Как вам одиноко там, на грязном козырьке! Каким же варваром должен быть тот, кто так с вами поступил! У него нет сердца!

— Мур-р-р-р-р, — тоскливо поддержала ее Матильда.

— И ты, Брут?! — воскликнул Евгений, отвлекаясь от плиты, и пельмени все-таки дружно убежали. — Из-за какого-то веника столько горя! Да я куплю тебе новый букет! Еще лучше этого.

— Не надо! — со слезами на глазах воскликнула Женя. — Лучше этого уже не будет!

— Не будет?! Значит, этот веник был тебе так дорог?!

— Дорог! Как…

— Как что? — поставил руки в бока Евгений. — Как что, договаривай.

— Как красивый букет.

— Сегодня твоя очередь кормить Матильду! — фыркнув, Евгений вернулся к плите.

Он не стал пререкаться. Уже всего этого было вполне достаточно, чтобы снова не разговаривать всю неделю. Женя тоже успокоилась, пришла на кухню и, не глядя на него, принялась заваривать себе кашу и накладывать в миску Матильде корм. Они молчали, толкались локтями, фыркали… Евгений собрал с плиты свои пельмени, промыл их горячей водой, затем окатил холодной, сложил в тарелку и съел. Женя следила за его манипуляциями презрительным взглядом. Евгений многозначительно хмыкнул, кивая на ее овсяную кашу, и похлопал себя по животу. После чего встал и ушел к себе.

— Идиот, — сказал он себе за дверью. — И что за цирк я устроил?

— Кретинка, — послышался пронзительный шепот из кухни. — Мотька, я кретинка. И чего взъелась из-за завявших цветов?

Евгений обрадовался своему хорошему слуху и подмигнул портрету бабули, висевшему на стене.

Темной ночью, когда весь дом погрузился во мрак и только лестничные клетки тускло освещались антивандальными светильниками, раздался ужасный женский крик, полный неподдельного отчаяния и безысходности:

— А-а-а-а-а! Спасите-е-е-е!

Женька вскочила, села на кровати и прислушалась. Впрочем, прислушиваться было не к чему, потому что женщина продолжила истошно вопить, прося о помощи. Пока Женька накидывала на себя то, что попалось ей под руку, голос возвестил:

— Спасите, пожар! Люди, горим!

Женька, первый раз участвовавшая в пожаре, принялась метаться по комнате, вспоминая, где лежит ее паспорт. Потом ей на ум пришло, что Мотька осталась спать на балконе. Женька кинулась туда и схватила кошку в охапку. Тут дверь распахнулась, и к ней в комнату забежал полуодетый Женя.

— Где вы тут?! — прокричал он встревоженно. — Не копайтесь! Быстрее, пошли.

Он схватил в охапку Женьку с кошкой, и вся троица вскоре благополучно выбежала на лестницу. Крик продолжался, женщина кричала внизу, ее голос был отдаленно похож на голос Эммы Павловны, которую жгли на костре инквизиторы за грехи и распутную жизнь. Ну, во всяком случае, Женьке именно так и показалось.

Им навстречу бежали люди — одетые в то, что было на них жаркой летней ночью, высыпали на лестницу, прикрывшись лишь халатами и простынями.

— Что горит? У кого? Наверняка это Гавриил в очередной раз себя поджег!

— Нет, — попыталась оправдать соседа Женька. — Он не мог такое сделать. Теперь в его жизни появился смысл! Это кто-то другой себя поджег.

— Что-то я не чувствую дыма! Можно было еще успеть чемодан собрать со всем необходимым, — сказал сосед из квартиры слева.

— А я бы футбол досмотрел. Они теперь играют только по ночам, — сказал сосед из квартиры справа.

— Горим! Люди! Помогите!

И соседи кинулись вниз.

Им предстала живописная картина. На площадке перед своей дверью стояла Эмма Павловна в наспех наброшенном кимоно, отчего оно казалось просто длинной простыней, и кричала изо всех сил.

— Эмма Павловна, — одернул ее за рукав Женя, — что случилось?

— Случился кошмар, — бросилась ему на грудь соседка, для чего Женьке с Мотькой пришлось потесниться. — У меня в спальне завелась мышь!

— Мышь?! — презрительно поморщился сосед из квартиры слева. — Уж лучше бы вы завели мужчину, Эмма Павловна.

— Я пыталась, — истерично вздрагивая, призналась она. — Но мышь завелась быстрее человека. Я проснулась, а она сидит и смотрит на меня человеческими глазами!

— Вы не путаете? — спросил сосед из квартиры справа. — Может, все-таки это был человек?

— Откуда ему взяться?! — рыдала Эмма Павловна. — Вы посмотрите на меня! Что со мной сделала жизнь! А когда-то я была худой и грациозной.

— Я подарю ей книгу Мэтьюза, — шепнула Женька Жене. — Он учит любить себя. Когда научишься любить себя, тогда тебя полюбят и другие.

— Очень актуально, — хмыкнул Женя. — Психологией мы займемся потом. Эмма Павловна, скажите, а что горело?

— Горело? Что?

— Но вы же кричали про пожар!

— Ха! Если бы я кричала про мышь, кто-нибудь из вас разве бы вышел?! Черствые неблагодарные люди!

— Мэтьюз учит быть благодарным всем и самому себе, — вздохнула Женька.

— Эмма Павловна, так вы нас обманули?!

— Нисколько! Посмотрите на меня. Меня трясет от этого грызуна, как при пожаре. Кошка?! — Она акцентировала свое внимание на Мотьке. — Она умеет ловить мышей?!

— Матильда умеет все, — горделиво сказал Женя.

— Дайте ее сюда! — И Эмма Павловна выхватила кошку из рук Женьки.

— Дайте ей кошку, пусть она успокоится, — попросили соседи, и Женька не стала вырывать Мотьку из рук пострадавшей.

— Фас! Фас, кошечка! — напутствовала Мотьку Эмма Павловна, запуская в свою квартиру. — И пусть от этого грызуна останутся только хвост и лапы!

— Откуда у нас грызуны? — поинтересовался сосед из квартиры слева.