Меценаты зла - Павел Данилов

***

Жеребьевка закончилась, списки были составлены. Жак боролся в четвертой паре, Кирилл – в восьмой. Некоторые спарринги длились по пять минут, другие – не больше десяти секунд.

Женщины и дети кричали и визжали, словно обезумевшие футбольные фанаты. В зал набились все жители бункера. Тренажеры сдвинули к стенкам, для зрителей и участников поставили скамьи и стулья. Даже Ростислав Генрихович почтил мероприятие своим присутствием, восседая в глубоком кресле в окружении трех охранников. Стол, за которым проходили единоборства, возвышался в центре зала и освещался лампами со всех сторон.

Жак с трудом, но одолел соперника. Целый гарем женщин оглушительно завизжал и захлопал.

Кирилл с первым противником церемониться не стал, и уложил его за полминуты. Кэт кричала громче всех. «В следующий раз надо сделать танцевальную группу поддержки, – подумал Кирилл с раздражением, – а то так до конца турнира и оглохнуть можно. И как они голос не срывают?»

Мужчины разминались, крутили руками, терли мышцы, рычали и плевались. Почти все были в футболках или спортивных рубашках. Лишь те, кто гордился или не стеснялся своей мускулатуры, щеголяли в майках или с голым торсом.

Турнир затянулся до полуночи, но возбуждение и не думало проходить. Наоборот, накал страстей достиг предела – состязание шло за почетную десятку мест.

Настала пора очередной схватки Кирилла. Для вида помучив тучного мужика, Кирилл начал ему поддаваться.

– Нет, милый! – кричала Кэт. – Держись! Выиграй еще хоть разок!

Но Громов был вынужден разочаровать будущую мать его нежеланного ребенка. Его кисть коснулась стола, и мужик радостно взревел, словно медведь, обнаруживший ведро меда. Звездолетчик состроил расстроенную гримасу, пожал руку победителю и пошел на скамью выбывших.

«Главное, чтобы Жак не занял первое место, – глядя, как надрывается француз, подумал Кирилл. – Может, хоть Матвей его положит?»

Вокруг было душно, воняло потом. Система циркуляции и очистки воздуха тренажерного зала, не знавшая такой нагрузки со времен заселения бункера, работала на полную катушку. И не справлялась.

Наконец турнир закончился. Все встали и зарукоплескали.

Первое место занял Арсений – пятидесятилетний мужик, заведующий строительством на плантации. Второе получил Матвей. Жак, к облегчению Громова, добрался лишь до третьего места. Сам же Кирилл оказался пятым – не высоко, но и не подозрительно низко.

Ростислав Генрихович лично надел медали на шеи победителей. То, что среди них оказался и его сын, сильно грело старику душу.

Кирилл довольно улыбался – все сложилось лучше, чем он надеялся. В эту ночь Громов и не думал заниматься делами. Возбужденные мужчины делились впечатлениями, и ложиться спать не собирались. Кирилл ожидал увидеть на столах алкоголь, но ни вина, ни пива так и не появилось. Оказалось, что здесь просто-напросто не знают, что такое спиртное. «Зато чаек заваривают, от которого космонавт уходит в отключку», – подумал Громов.

Домой Громов и Жак вернулись только в четыре утра. Кэт набивалась в гости, но Кирилл сказал, что слишком устал.

Француз положил медаль на тумбочку и с довольной улыбкой уснул. Громов позанимался пару часов рюкзаком и, когда однообразие швейного дела его измучило, с наслаждением растянулся на широкой кровати.

***

На следующий день Жак и Кирилл стали насквозь «своими». Теперь их знал весь бункер. И знал как хороших ребят. Но самое главное – пришельцы ничем не отличались от жителей городка. Ни выдающимся умом, ни силой. Это было главным поводом для дружбы, хотя большинство этого и не понимало.

Все встали как обычно, но ходили уставшие и сонные. От вчерашнего ажиотажа остались только спокойные улыбки. Многие жаловались на боль в мышцах, и доктор налево направо раздавал специальную мазь.

– Говорил вчера! Намажьтесь на ночь! Так нет, все у нас герои! – причитал он. – Вечно никто врачей не слушает!

– Пока не заболит, никто и не вспомнит, – подлил масла в огонь Кирилл.

Доктор хмуро взглянул на звездолетчика.

– Зато теперь благодарности будет в пять раз больше, – улыбнулся Громов. – Профилактику никто не оценил бы.

– А ведь правда! – засмеялся доктор. – Проснулись бы мужики, и ни у кого ничего не болит. Кто вспомнил бы про чудо-мазь несчастного доктора?

– Я, – вклинился в разговор Жак. – Как заново родился.

– Может и мне дашь пару тюбиков? – попросил Громов. – А то я частенько в тренажерку хожу…

– Конечно, держи!

«Экипировка идет полным ходом», – подумал Громов, пряча три тюбика в карман. Жак и доктор остались работать в медицинском центре, слушая жалобы и выдавая всем одну и ту же мазь.

– У меня хорошая новость! – сказал Матвей, издалека увидев звездолетчика. – Вам с Жаком открыли доступ ко всем гражданским объектам.

– Теперь мы со всеми на равных правах? – улыбнулся Кирилл и протянул сыну старейшины руку. – Спасибо за доверие.

Матвей улыбнулся в ответ.

– Отец доволен тобой, – сказал он. – Продолжай в том же духе.

Кирилл кивнул, глядя на медаль Матвея. «Как же дурацки она смотрится на темной форме», – подумал он, направившись к оранжерее.

– Давно не заходил, – сказал вместо приветствия Поэт. – Ну и хаос же ты устроил! Я думал все – революция!

– Революции без поэтов не делаются, – усмехнулся Громов, – я бы тебя позвал.

– Перевороты возможны лишь там, где люди чем-то недовольны, – сказал Иван. – Иначе зачем что-то переворачивать?

– Логично, – садясь в кресло, сказал Громов. – Но я пришел не про революции говорить. Скоро наш выход. Не завтра, так через неделю.

Поэт поднял глаза. В них не было ни страха, ни беспокойства. Лишь возбуждение, но не лихорадочное, как извержение вулкана, а тихое и долгоиграющее, словно костер из сухих крепких поленьев.

– Что нужно?

– Крепкая, теплая, удобная одежда. Сумка, а лучше рюкзак с запасом еды и воды. Это ты должен добыть для себя, не привлекая внимания, – шепотом перечислил Громов. – Ну и прочие необходимые мелочи. Оружие я попробую найти сам.

– А как же брат? Как он тут без меня?

– Так же, как и с тобой. Он сможет нас прикрыть, если нам понадобится поддержка изнутри? Брать его с собой я не рискну.

– Только если сам что-то поймет, – покачал головой Поэт. – Просить или, тем более, приказывать – бесполезно.

Кирилл кивнул и перевел тему:

– Вот ты называешь себя Поэтом, а я от тебя и строчки еще не слышал.

– И не услышишь, пока я не доведу стихи до совершенства! – горячо ответил Иван.

– Идеал у каждого разный, – пожал плечами звездолетчик. – Тебе они кажутся плохими, а люди, может, оценили бы. Или наоборот… ты в восторге, а все только смеются и считают тебя бездарем.