Братство Волка - Дэвид Фарланд

С другой стороны, прикинул он, это удобный случай увидеть оборонные укрепления Радж Ахтена и изучить передвижения вражеских войск у границы. К тому же он окажется далеко на юге, по пути к Инкарре.

И таким образом начнет поход, который назначила ему Иом.

Но в глубине души он знал, что хочет искупить вину.

Лорд Ингрис и король Орвинн не зря вспомнили об убийстве Посвященных — то был стародавний обычай, на котором по большей части строилась раньше военная стратегия Властителей Рун. Ужасный обычай, он оправдывал себя.

Однако Боринсон не хотел больше иметь с этим ничего общего. Замысел Габорна, каким бы неосуществимым ни казался, все же дарил слабую надежду на то, что Индопал и Рофехаван смогут достичь согласия и положить конец кровопролитиям.

Все равно ничего другого не оставалось.

Боринсон запятнал свои руки кровью более чем двух тысяч человек, взрослых и детей. «Если бы только ее можно было смыть, — подумал он, — может быть, когда-нибудь я снова почувствую себя чистым».

— Я не стал бы возлагать все надежды на один-единственный ход, ваше величество, — сказал король Орвинн. — Вы должны защитить себя и иным способом. Вдруг Саффира не сможет или не захочет сделать то, о чем вы просите… да вы и не стали бы созывать совет, если бы не собирались отправиться наконец в Мистаррию. Вам нужно подготовиться к схватке с Радж Ахтеном… Или же выбрать вместо себя какого-то воина. Вот мой племянник, к примеру, сэр Лангли — настоящий лев. Он сейчас здесь, в лагере.

— Выставить воина — это прекрасно, — заговорила сестра-всадница Коннел, — но ни Орвинн, ни Гередон не могут воевать без вас. Не знаю, испугался ли Радж Ахтен герцога Палдана, но уж вас-то он точно испугается. На вашей стороне будет сражаться весь север. Кланы Всадников уже ваши.

Габорн задумался.

«А ведь он и впрямь надеется обойтись без войны с Радж Ахтеном, — понял Боринсон. — Но вряд ли он этого добьется. Война приближается, как бы Габорн ни пытался без нее обойтись».

— Ну так что? — поторопил с ответом он короля. Габорн помолчал и кивнул.

— От нашего решения зависит судьба мира. Не хочу принимать поспешных решений, но думал я всю неделю. Все мои подданные не в состоянии бежать от Радж Ахтена, а я не в силах его прогнать. Я вступил бы с ним в бой, если бы точно знал, что одержу победу. Но я этого не знаю. Поэтому остается только надеяться, что я смогу с ним договориться, пусть даже надежды эти ничтожны.

Он взглянул на Боринсона.

— Возьми мою лошадь и выезжай не позже, чем через час.

Боринсон стукнул по столу кулаком и вскочил было, горя нетерпением поскорее отправиться в путь, но остановился, боясь проявить непочтительность к совету.

Габорн повернулся к королю Орвинну.

— Я знаком с сэром Лангли. У него доброе сердце. Я дам вам две тысячи форсиблей, чтобы он мог приготовиться как положено.

— Вы очень щедры, — сказал король Орвинн, по-видимому, не ожидавший от Короля Земли такого подарка. Даже десять лет назад, когда кровяного металла было в избытке, в королевстве Орвинн двух тысяч форсиблей не было и за год.

Габорн повернулся к Коннел.

— Вы правы. Если я встану во главе армии, Радж Ахтену придется со мной считаться. Я поеду на юг, Флидс тоже получит две тысячи форсиблей.

Коннел смущенно хмыкнула. В ее небогатом государстве двух тысяч форсиблей не случалось набрать и за пять лет.

На этом совет закончился. Поднимаясь из-за стола, лорды заскрипели стульями. Габорн вынул из кармана ключи от королевской казны и передал их Боринсону.

— Милорд, — сказал Джурим, — могу я посоветовать выдать для Саффиры семьсот форсиблей обаяния и триста голоса?

Габорн кивнул в сторону Боринсона.

— Как он скажет.

Боринсон, покинув зал, отправился в Башню Посвященных, где находилась казна. Миррима пошла следом и, как только они оказались во дворе у крепостной стены, догнала его.

Она схватила его за руку.

— Подожди!

Боринсон повернулся. Ночь была холодной, хотя время морозов еще не пришло. Миррима смотрела на него с тревогой. Даже в темноте было видно, как она красива. Ее тонкая талия, блеск волос в звездном свете отозвались болью в его сердце.

— Ты не вернешься? — спросила она. Боринсон покачал головой.

— Нет. Каррис на девятьсот миль южнее нас. От него до северной границы Инкарры всего триста миль. Я поеду дальше.

Она смотрела ему в глаза.

— И ты не хочешь даже попрощаться?

Расстаться Боринсону было нелегко. Ему хотелось обнять ее и поцеловать. Хотелось остаться. Но его звал долг, а долгу капитан Королевской Стражи был верен всегда.

— У меня мало времени.

— Но оно есть, — сказала она. — У тебя была целая неделя. Разве ты задержался в Гередоне не для того, чтобы попрощаться?

Конечно, она была права. Он задержался, чтобы попрощаться — и с ней, и с Гередоном, и, возможно, со всей своей жизнью. Но сказать он об этом не мог.

Он нежно поцеловал ее в губы и шепнул:

— Прощай.

И уже отвернулся было, чтобы уйти, но Миррима снова схватила его за руку.

— Ты любишь меня? — спросила она.

— Больше всего на свете.

— Почему же ты тогда ни разу не лег со мною? Ты же хотел этого. Я видела по твоим глазам.

Боринсону не хотелось начинать долгий разговор, но все же он ответил честно:

— Потому что мы могли бы зачать ребенка…

— Ты не хочешь, чтобы я носила твое дитя?

— … и принести его в мир, который требует ответственности…

— А я, по-твоему, не готова к ответственности! — повысила голос Миррима.

— А вдруг я погибну? Не хочу, чтобы моего ребенка называли безотцовщиной! — рассердился Боринсон. — Или сыном убийцы короля! Или чем-нибудь еще похуже!

Кровь бросилась ему в лицо, и он даже задрожал от гнева.

Но и гнев не мешал ему в этот момент увидеть себя как бы со стороны — себя, сегодняшнего, и одновременно мальчишкой. Смешно, как долго болят старые раны, подумалось ему. Вот он сегодня — убийца короля, победитель опустошителя, стражник Короля Земли, по праву считающийся одним из самых грозных воинов во всем Рофехаване. Но где-то в глубине души он все еще маленький мальчик, который бежит по переулку местечка в Твинне под названием Исли, и вслед ему летят камни, грязь и обидные прозвища.

Боринсону всю жизнь приходилось доказывать, что он чего-то стоит. Потому он и стал одним из самых могучих воинов своего времени. И теперь не боялся никого на свете.

Но Боринсону была противна даже самая мысль о том, что и его сына кто-то станет терзать так же, как когда-то терзали его.