Убить админа - Рина Осинкина

— Дело передано в другой отдел. Мы со своим справились, а то, что касается торговли людьми, это ведет другой следователь, и вообще, тебя это не касается! И давай уже, иди на работу или куда ты там собралась.

— Марианна! Ну товарищ следователь! Ну ты мне хоть скажи, на каком этапе дело! Или хоть скажи, где ребят держат! Ведь знаешь, наверно? Что тебя, расстреляют за это?

— Не расстреляют, — неожиданно спокойно проговорила Путято. — Звания лишат, с работы выгонят — за разглашение тайны следствия. Но для тебя же все это фигня, не так ли? — и уткнулась в бумаги. В Катину негодующую спину ей смотреть не хотелось.

«Как же меня все это достало», — думала Путято, мрачно тыкая в кнопки на телефоне.

— Митрофанов? Здорово. Как сам? Нормалек? Ты чего такой взъерошенный? Ща зайду, айн момент.

Она прошагала в другой конец серого коридора мимо стенда с изображениями летней и зимней формы одежды, доски приказов и фотографиями ветеранов управления и вошла в такой же, как у нее, может, чуть попросторнее, кабинет Митрофанова Сергея, майора и замначальника второго отдела. Второй отдел не занимался вульгарной бытовой поножовщиной и кражами со взломом, второй отдел вел дела посерьезнее — наркотики, подпольный бизнес и похищение людей с целью выкупа.

Митрофанов стоял в углу рядом с вешалкой и злобно тер мокрой тряпкой рукав шинели. Пахло кислым, похоже, что квашеной капустой.

— Вот гадина старая, — выругался он, бросив взгляд на Марианну. — Закрой дверь, болельщики мне не нужны.

Марианна спокойно прикрыла дверь и стала молча наблюдать за процессом. Правый рукав не то чтобы был сильно испачкан, но вонял мощно, а все старания Митрофанова эту вонь как-то прекратить особого результата не давали.

— А мне к полтретьему в главное управление, Михальченко вызвал, а шинель смотри как испохаблена! Куда я теперь в ней! Ух, посадил бы в обезьянник падлу старую, если б не Наташка.

Он не плакал, конечно, но огорчен был основательно.

Марианна молча отобрала испорченную вещь и направилась с ней в туалет, потом попромокала отстиранный рукав бумажными салфетками, потом послала Митрофанова к паспортисткам за маленьким феном, и они ему фен доверили, потом высушенную шинель побрызгала освежителем воздуха «Хвойный аромат», заимствованный у уборщицы Люськи, и все это заняло шестнадцать минут, секунда в секунду.

— Кто это тебя так уделал? — невозмутимо осведомилась она после всех процедур. Сидели за столом, сделали по первой затяжке.

— Ты прикинь, ситуация! Звонит мне Наташка, еле пищит в трубку, опять, говорит, плохо стало, голова кружится и все такое, а сама под землей, тут, на Третьяковке. Я рванул, конечно. Седьмой месяц, не шутки. Спускаюсь вниз, обнаруживаю ее на платформе. Стоит моя краса у стенки, и по стенке чуть не стекает, мордочка серо-зеленая, испарина на лбу, ртом дышит. Меня пробрало даже, веришь? Ну. Сержант подбежал, нашатырь тянет, еще один рядом с рацией наготове. Я говорю, мол, спасибо, мужики, медицины не надо, сами доберемся. И пошли потихоньку. А как по ступенькам наверх поднялись, ей опять хуже стало, я ее и начал тянуть под локоть, а как еще? Мне, главное, до машины ее довести, а там уж, считай, все в порядке.

Вот идем таким вот макаром, я вот в этой пальтушке, Наташку за рукав тащу, она ногу за ногу цепляет. Идет похныкивает, а я ей еще и мозги промываю при этом, за каким лядом поперлась в метро? Какой Новый год, какие подарки? Завернись они в блин, подарки эти. Ты роди сначала, а потом про подарки думать станешь.

Вот тут на меня и напали те две бабки. Что они учинили, Марьяна! Как подняли рев: «Глядите, граждане, полиция-то совсем очумела! Уже беременных в кутузку тащат! Бандитов не ловят, а несчастную женщину истязают!» И понеслось! «Садюги! Вон чего творят! Морды сытые!» Там «Макдоналдс» рядом, так от их воплей даже студенты стали на нас с Наташкой оборачиваться. Я понимаю, что останавливаться и объяснять идиоткам времени нет, надо Наташку срочно домой транспортировать. Решил прорываться к машине, я ее в переулке оставил. Только ногу с тротуара над проезжей частью занес, как одна из бабок шарах мне по плечу сумкой тряпочной! Сумка не пустая, натурально, с провизией. И еще раз, и еще! Наташка моя очухалась и дуре старой объяснить пытается, что, типа, муж это ее, я то есть. А говорит еле слышно, ну чуть живая, конкретно. А эта придурошная ей: «Ой, девонька, как же тебя так угораздило! Ты беги, детка, а мы его задержим». И опять прицелилась, и я вижу боковым зрением, что теперь уже в голову метит. Но промазала, сил не рассчитала, карга. Студенты просто писают от радости, как будто комиков увидели. Хотя я их понимаю, конечно. Сам бы поржал, будь кто другой на моем месте. А тут вторая бабка эту хватает за руку и в ухо ей орет: «Евгения Павловна, мы, кажется, сделали с вами поспешные выводы». А первая ведьма заартачилась и тоже орет: «Как же поспешные, если вот перед вами, Ксения Львовна, несчастная беременная женщина, которую этот жестокий мент ведет в отделение, и это несмотря на то что она ему жена!» Только, видимо, пока она всю эту тираду орала, что-то начало брезжить в ее пенсионерских мозгах, перехватила она свою сумку покрепче, развернулась и засеменила к метро, а вторая за ней, так и скрылись. А в сумке ее пенсионерской, в числе прочей картошки и морковки, была, как теперь выяснилось, еще и квашеная капуста, и по всему видно, в дырявом пакете.

Вот такая дичайшая история. Я сгоряча не сообразил, что таким образом пометили меня, а сейчас вот шинельку на крючок повесил и обомлел. Спасибо тебе, Марьян, спасла. Твой вечный должник.

— Какие счеты?.. — хмыкнула Марианна. — Ты лучше радуйся, что там не было маринованной селедки. Я вообще-то по делу шла к тебе.

— Да ну? — Митрофанов напрягся. — Какие могут быть дела между нашими такими далекими отделами?

— Скажи, Сержик, ты Пикулина взял уже?

— А зачем тебе Пикулин сдался, солнышко?

— Да понимаешь, мне бы ставочку очную произвести. Для уточнения нюансов. А то дело как-то пока закрывать… Ну, может, и не рано, только как-то неправильно, не люблю я недоработанное сдавать. Люблю, когда все блохи пойманы, пересчитаны и у каждой на пятке номерок.

— Вот удивила, — хмыкнул Митрофанов. — Кто ж этого не любит? Только придется тебе, солнышко, с очной ставкой повременить, отдыхай пока.

— Так ты что, не взял его? — раздражилась Марианна. — И с какими же ты трудностями столкнулся? Тебе на миске с голубой каемкой имя фигуранта поднесли, а ты все телишься?!

— Не хами, лапа, — зло ответил Сержик. — Нету нашей сволочи в городе, а когда прибудет, персонал не отвечает. Ты же не хочешь, чтобы я представился майором полиции и, так сказать, именем закона к ответу их призвал, макак размалеванных?

— Кого это? — недовольно спросила Путято.

— Секретарш, — пояснил Митрофанов. — У него их две. Ты же понимаешь, что обратная связь у них наличествует, и ни к чему ему знать в далекой Германии, что дома им полиция интересуется, сечешь?