Третье рождение Феникса - Наталья Солнцева

- Пожалуйте в душ, если желаете, - радушно предложил он. - Парная растоплена. Все готово.

- Ароматы тут у вас царские! - восхитился Смирнов.

- Вы какой веничек предпочитаете? - улыбнулся Тарас. - Я - традиционно березовый.

- У нас венички не простые, - приговаривал банщик. - Заготовлены в Троицын день, по древнему русскому обычаю, с молодых плакучих березок, ни разу не цветших!

- А какие еще есть веники? - удивился гость.

- Дубовые, липовые, пихтовые, эвкалиптовые… из молодых побегов вишни. Очень рекомендую!

- Ладно, и я березовым буду париться, - решил Смирнов. - Возьму пример с хозяина.

Стены парной, как и предбанник, тоже были отделаны кедром. Каменка - специальная печь с камнями, на которые следовало лить воду, травяные настои или квас, раскалилась добела. Банщик плеснул на камни квасом - парная наполнилась горячим духом свежеиспеченного хлеба.

- Эх, хорошо, братцы!

Михалин постелил полотенце, полез на полок. По его телу можно было изучать совершенную мужскую мускулатуру. Сыщик глянул на него и обомлел. По правому бедру бывшего гимнаста тянулся длинный шрам - свежий след от глубокой царапины.

- Где это вы поранились? - как бы между прочим спросил он.

- Сам не знаю, - беспечно ответил Тарас. - Не почувствовал. Выпил лишнего, наверное, и напоролся на что-то острое. Убейте, не помню!

Напускная это беспечность или естественная, сыщик определить не успел. Он тоже растянулся на полке, закрыл глаза, наслаждаясь душистым паром.

Банщик принес шайку с запаренными в кипятке вениками. Запах березовых листьев проникал в каждую клеточку легких, расправлял ее, наполнял здоровой силой. Несмотря на жар, дышалось легко.

- С кого начинать? - спросил банщик, потряхивая в воздухе веником. - С гостя, вестимо?

- Ага… - лениво протянул с полка Михалин.

Всеслав расслабился в приятной истоме. Движения веника были невесомыми - он едва прикасался к горячей коже. Банщик оказался мастером своего дела; ловко орудуя пучком березовых веток, он сыпал шутками, прибаутками… его болтовня усыпляла.

Тарас и его гость выходили из парной, ныряли в прохладный бассейн, плавали и снова возвращались. Парились до изнеможения, до расплавления всех косточек.

- Этот парень у вас - настоящий виртуоз! - хвалил банщика Смирнов.

- Матвей? Точно! - соглашался Тарас. - Он мертвого на ноги поднимет своими вениками. Я его у спортсменов переманил. До сих пор на меня обижаются!

- «Который день паришься, тот день не старишься», - скалил зубы банщик. - Думаете, сколько мне лет?

Сыщик прикинул - по виду не больше сорока пяти. Так и сказал.

- Шестой десяток стукнул этой осенью! - довольно захохотал Матвей. - А все баня! Вот где нашим барышням молодиться надо, а не по соляриям разным, не по модным салонам шастать. Там что? Химия и облучение! А здесь - сама природа на тебя дышит, всякие хвори, морщины и целлюлиты как рукой снимает.

После парной долго сидели в комнате отдыха, пили чай с медом, квас. Разговаривать не хотелось. Смирнов увидел то, ради чего напросился с Тарасом в баню - след царапины на бедре. Откуда она взялась? Совпадение? Или… Дальнейшие предположения выходили за рамки логики, и сыщик решил оставить царапину в покое. Само все выяснится.

Хозяин угощал легкими солеными закусками - грибочками, моченой клюквой, огурчиками, рыбкой. Захотелось холодного пива. Матвей принес две полных кружки. Пили, изучая друг друга, пытаясь проникнуть в святая святых души. Господин Михалин как будто порывался что-то сказать, да так и не решился.

Сыщик тепло попрощался с Тарасом, поблагодарил за царское удовольствие. И не покривил душой - баня оказалась выше всяких похвал.

Вышел на улицу: заснеженный город показался старой боярской Москвой - вот-вот, визжа полозьями, пролетят расписные саночки, пронесут кони тяжелый возок, выглянет из терема в слюдяное окошко румяная, томная боярышня с косой до пояса… Только где эти терема? Где стремительные саночки? Остались от боярской Москвы одни воспоминания. Пожалуй, Василий Блаженный с его пестрыми куполами, семьюдесятью приделами, с его витыми колоннами, поддерживающими массивные кровли, наружными галереями и маленькими, темными окошками взирает из глубины веков на новую, шумную Москву и дивится. Какой ему кажется сегодняшняя жизнь? Тоскует ли он о прежней?

В детстве мама иногда водила Славку по Кремлю, по Красной площади, и сама увлекалась, рассказывая о прошлом этого города, своим неповторимым лицом и своей историей не похожего ни на строгий Санкт-Петербург, ни на легкомысленный Париж, ни на великий Рим.

Вид новенькой, недавно приобретенной иномарки, успевшей покрыться инеем, вернул господина Смирнова в настоящее. Он сел за руль, включил двигатель прогреваться… позвонил Еве.

- Я еду из «Уюта», - сообщила она. - Порадовать тебя нечем. Тарас Михалин никогда не был их клиентом. По-видимому, он нанимал домработницу либо частным образом, либо через другую фирму.

- Почему я так зациклился на этом? - рассердился Всеслав.

- Ты у меня спрашиваешь?

- У себя! В какую смену сегодня работает Римма Лудкина?

- Во вторую, с обеда, - ответила Ева. - В десять у нас был урок испанского. Ничего подозрительного не произошло. Людмила еще болеет, лежит дома.

- Спасибо, - улыбнулся сыщик. - Информация исчерпывающая.

- Как баня?

- Великолепно. Впечатление незабываемое! Видел Тараса Михалина во всем ослепительном блеске его наготы. Красив, мерзавец, как греческий бог! Лучше тебе с ним не встречаться, дорогая. Боюсь, ни одна женщина не способна устоять перед таким телом. Но самое интересное - у него на бедре свежий след от глубокой царапины.

Ева ахнула.

- Значит, тогда в Марфине был все-таки он?!

- Вопреки логике и здравому смыслу… Впрочем, царапина - еще не доказательство. Он мог пораниться где угодно.

После разговора с Евой господин Смирнов отправился на оптовый продовольственный рынок, где работали Римма Лудкина и ее подруга из Самары. Ему хотелось понаблюдать за ними со стороны - к сожалению, сегодня только за одной Риммой. Она не должна знать, что является объектом его интереса.

Сыщик оставил машину на парковочной площадке, а сам пошел вдоль торговых рядов. Спустя сорок минут он увидел Римму: она продавала крупы, муку, сахар и консервы. Всеслав не стал подходить к ее прилавку. Он завел разговор со скучающей продавщицей моющих средств, пуская в ход все свое обаяние.

- Не холодно целый день стоять?

Рыжая толстуха средних лет в мохеровой шапке и телогрейке поверх шерстяного свитера подняла на него подведенные глаза.

- Ты бы сам постоял, тогда бы не лез с глупыми вопросами! - прокуренным голосом гаркнула она.