Центурионы Ивана Грозного. Воеводы и головы московского войска второй половины XVI - Виталий Пенской

Отметим, что вряд ли выбор стрельцов Тетерина для ливонской «посылки» был случаен – сам Тимофей к тому времени был уже опытным командиром, и, надо полагать, на хорошем счету у Ивана Грозного. Его бойцы имели опыт подобных походов и взаимодействия с легкой иррегулярной поместной и татарской конницей. Но теперь им предстояло померяться силой с новым неприятелем.

Задача, которая была поставлена царем перед воеводами, посланных наказать ливонцев за их «неисправленье» (опять-таки согласно показаниям пленных), была проста – «brennen, morden, rauben» (или, попросту говоря, жечь, убивать, грабить). Об этом же писал, к примеру, и ливонский хронист Б. Рюссов, автор «Ливонской хроники»: «Московит (то есть Иван Грозный. – В. П.) начал эту войну не с намерением покорить города, крепости или земли ливонцев; он хотел только доказать им, что он не шутит, и хотел заставить их сдержать обещание, и запретил также своему военному начальнику осаждать какую-либо крепость». Да и князь А.М. Курбский (кстати, здесь, в Ливонии, в январе 1558, в первый раз пересеклись пути Тимофея Тетерина и князя, и кто знает, не завязались ли здесь их отношения, не стал ли тогда молодой и честолюбивый стрелецкий голова «человеком» Курбского?) также прямо указывал на то, что он и его воины получили приказ «не градов и мест добывати, но землю их (ливонцев. – В. П.) воевати»546. И если к этому добавить сведения о составе и структуре московской рати, то на фоне всего этого несколько странно звучит мнение, высказанное А.И. Хорошкевич, которая писала, что «задуманный с огромным размахом, поход разбился о подводные камни внутриполитических разногласий, которые сопровождали Ливонскую войну на протяжении почти всего ее хода»547. Нет, речь шла именно о «продолжении политики иными средствами», о, говоря словами Б.Н. Флори, «военной демонстрации», «которая должна была принудить орден отказаться от своей политики саботажа»548. Отпуская свою рать «в зажитье» в богатые ливонские земли, царь рассчитывал одним выстрелом убить двух зайцев – дать своим небогатым и свирепым детям боярским, и тем более новым подданным, татарам, прекрасную возможность разжиться «животами» и пленниками, а непонятливым ливонцам наглядно продемонстрировать, что худой мир лучше доброй ссоры и что лучше заплатить требуемую с них сумму, чем терпеть разорение и опустошение. А в том, что царские ратники отнюдь не намерены церемониться с государевыми ворогами, могли убедиться псковичи еще в конце 1557 г., когда поход еще только-только начинался. Как писал псковский летописец, «князь Михайло (Глинский. – В. П.) людьми своими, едоучи дорогою, сильно грабил своих, и на рубежи люди его деревни Псковъские земли грабили и живот секли, да и дворы жгли христианьския»549. И если уж на своей земле царские «воинники» вели себя как во вражеской, то как бы они действовали «за рубежом», когда их никто и ничто не сдерживало? Справедливости ради отметим, что поведение немецких ландскнехтов в той же Ливонии было примерно таким же, как детей боярских и уж тем более татар на Псковщине550.

Но вернемся же обратно к описанию зимнего 1558 г. похода русских войск в Ливонию и той роли, какую в нем сыграл Тимофей Тетерин и его бойцы. Русско-татарский огненный смерч пронесся преимущественно по землям Дерптского епископства, краем задев владения собственно ордена и рижского архиепископа, и носил, по словам А.И. Филюшкина, «специфический характер», поскольку воины Ивана Грозного «не брали городов и замков (да и сложно было это сделать, не имея grosen geschutze, тяжелой артиллерии. – В. П.) но картинно осаждали их, жгли и грабили посады, разоряя округу». За время двухнедельного рейда, по словам историка, было сожжено и разграблено около 4 тысяч дворов, сел и мыз551. Ливонские власти не смогли противопоставить русским ничего равнозначного. Тот же Курбский писал (а в походе он был первым воеводой Сторожевого полка), что за все время, пока они «воевали» «землю Ифлянскую», неприятель «нигдеже опрошася нам битвою»552. В лучшем случае небольшие ливонские отряды, осмеливавшиеся покинуть свои замки и города, побивали отдельные мелкие русские и татарские «загоны», брали немногих пленных, и поспешно укрывались обратно за стенами и башнями, не решаясь вступать в бой с главными силами московской рати. Там же, где они пытались сделать это, их ожидал сокрушительный разгром, как это было под Дерптом или городком Фалькенау (русские называли его Муков)553.

Но это все было потом, а пока, перейдя русско-ливонскую границу под Псковом 22 января 1558 г., царское воинство разделилось. Главные силы во главе с князем Глинским и «царем» Шах-Али двинулись на Дерпт-Юрьев на северо-запад, обходя Чудское озеро, а часть сил была отряжена на запад и юго-запад. Этой «лехкой» ратью командовали князья В.И. Барбашин и Ю.П. Репнин, а также Д.Ф. Адашев. Помимо татар, «черкас пятигорских» и некоторого числа русских детей боярских, в нее вошли также стрельцы и казаки, которые, надо полагать, должны были поддерживать огнем действия легкой иррегулярной конницы на тот случай, если неприятель попытается контратаковать. И скорее всего, именно здесь и действовали на первых порах Тимофей Тетерин со своими бойцами. И действовали они, надо сказать, успешно, подвергнув опустошению владения ордена и рижского архиепископа, приковав к себе внимание магистра и архиепископа и не позволив им оказать помощь епископу Дерпта, на которого обрушился главный удар. Летописец, опираясь на воеводские «отписки», потом писал, что «князь Василеи и князь Юрьи и Данило воевали десять ден», и «у Нового городка (Нейгаузен. – В. П.) и у Керекепи (Кирумпэ. – В. П.) и у городка Ялыста (Мариенбург, под которым русские объявились 23 января. – В. П.) да у городка у Курслова (Зоммерпален. – В. П.) да у Бабия городка (Улцен. – В. П.) посады пожгли и людеи побили многих и полону бесчислено множество поимали». За 10 дней «лехкая» рать Барбашина, Репнина и Адашева опустошила местность «подле Литовскои рубеж, вдоль на полтораста верст, а поперег на сто верст» – можно только удивляться той скорости, с которой действовали русские и татары (которым, впрочем, было не привыкать к такого рода «работе»)!554

Завершив свою опустошительную деятельность в этом районе, русско-татарская рать повернула к северу, на соединение с главными силами под Дерптом, и «сошлися с царем и с воеводами под Юрьевом дал бог здорово». Суровая зима для них – по словам псковского книжника, «зима была тогды гола без снегоу с Рожества христова, и ход был конем ноужно грудовато»555, – вовсе не была помехой. Собравшись воедино под Юрьевом-Дерптом, русские полки в течение трех дней беспощадно опустошали его окрестности, после чего переправились через Эмбах и двинулись дальше к северу, «направо к морю». Как писал летописец, воеводы «воину послали по Ризскои дороге и по Колыванскои и воевали дороги за пятьдесят верст, а до Колывани з тридцать» (11 января русские отряды добрались до Везенберга. – В. П.).

Держа главные силы в кулаке, Глинский, Юрьев и Шах-Али медленно катились огненным валом в северном направлении, рассылая во все стороны мобильные отряды. В одном из них, отправленном к городу Лаису, где, по сообщениям пленников, была «большая збеж», был и Тимофей Тетерин со своими людьми: «Под Лаюс город посылали голов стрелецких Тимофея Тетерина да Григория Кафтырева, а с ними их сотцкие с стрельцы, да голов с детми боярскими Михаила Чеглокова да Семенку Вешнякова да Федора Ускова и Татар и Черкас и Мордву». Из этого перечня видно, что под Лаис отправился примерно 4-тысячный русский отряд (около 1 тысячи стрельцов, 500–600 русских детей боярских и до 3 тысяч татар, мордвы и «пятигорских черкас»). Стрельцы Тетерина и Кафтырева были, надо полагать, посажены на конь, чтобы не отставать от легкой русско-татарской конницы, и шли, как это было во время той же третьей Казани, в авангарде «лехкой» рати с тем, чтобы поддержать огнем конницу, если вдруг она наткнется на противодействие ливонцев. Однако и на этот раз противник не рискнул вступить в «прямое дело». 5 февраля 1558 г. «головы под город пришли, – писал летописец, – а посад пожгли и побили многих людеи, убили болши трех тысяч, а поимали множество полону и жеребцов и всякие рухледи»556. Можно только представлять, какая трагедия, разыгравшаяся под стенами Лаиса, скрывается за этими сухими летописными строками, явно заимствованными из официального воеводского отчета о проделанной работе! Война в те времена – дело чрезвычайно жестокое и беспощадное и по отношению к мирному населению – совсем не рыцарское. И еще – обращает на себя внимание тот факт, что в перечне начальных людей «лехкой» рати, посланной к Лаису, Тетерин назван первым, и выходит, что он, скорее всего, и возглавлял ее (а значит, и ответственность за резню, учиненную под Лаисом, ложится прежде всего на него).