📚 Hub Books: Онлайн-чтение книгКлассикаДымка. Черный Красавчик - Виль Джемс

Дымка. Черный Красавчик - Виль Джемс

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+
1 ... 42 43 44 45 46 47 48 49 50 ... 78
Перейти на страницу:

VI. Свобода

Я чувствовал себя счастливым на новом месте, но все-таки иногда мне чего-то недоставало. Все были со мной добры, стойло мое было прекрасное, просторное и светлое, еды вдоволь – чего же мне было еще надо? Свободы! В продолжение трех с половиной лет я жил в полной свободе; теперь же неделя за неделей, месяц за месяцем, – а кто знает, может быть, так пройдут года, – я должен был стоять в стойле или выходить из него для того, чтобы исполнять желания других; нужно было вести себя тихо и серьезно, как какая-нибудь старая лошадь, проработавшая двадцать лет. Тут ремни, там ремни, наглазники, удила! Я не жалуюсь, но для молодой лошади, полной живости и силы, привыкшей к жизни на просторе, где можно, подняв голову, скакать во всю прыть, кружиться по лугу и пофыркать с товарищами, – признаюсь, жизнь в неволе трудна и подчас тяжела. Хотелось бы иногда на волю и мне.

Случалось в таком настроении помучить Джона, когда он выводил меня на прогулку. Я задавал таких прыжков, что ему нелегко было удержать меня, но он ни разу не выходил из терпения.

– Ну, ну, молодец, – говорил он, – постой, придет еще время, наскачешься, прыть-то свою израсходуешь!..

Бывало, выедем из села, он и пустит меня скакать несколько миль; домой, однако, я возвращался всегда свежим, сколько бы ни скакал, только переставал горячиться без толку. Часто люди говорят про лошадь, что она норовиста, тогда как она просто резвится от молодой удали, оттого, что мало ей дела и движения. Джон хорошо это знал и умел унять меня одним голосом или легким движением узды. Я его слушался, потому что любил его.

Иногда и нам случалось поиграть на свободе. В хорошую погоду по воскресным дням, так как никто никуда не ездил, нас выпускали на выгон или во фруктовый сад. Тут было чудесно. Трава густая, мягкая, воздух душистый. Мы делали все, что вздумается: скакали, ложились на траву, катались по ней и щипали ее с удовольствием. В это время удавалось и вдоволь поболтать между собою, стоя вместе под тенью большого каштанового дерева.

VII. Джинджер

Случилось мне стоять в тени с Джинджер, и между нами зашла длинная беседа. Джинджер спрашивала меня про мое детство и воспитание. Услыхав все, что я рассказывал, она заметила:

– Если б меня воспитали так, то, может быть, и у меня был бы такой же добрый нрав, как у тебя, но теперь вряд ли я могу исправиться.

– Почему же нет? – спросил я.

– Потому что с тех пор, как я помню себя, я не встречала ни человека, ни лошадь, которые были бы ласковы со мной. Начать с того, что маленьким жеребенком меня отняли у матери и заперли с несколькими другими жеребятами. Им не было никакого дела до меня и мне до них. Доброго хозяина, как твой первый хозяин, у меня не было, говорить со мной ласково, приносить вкусные вещи было некому. Я не могу сказать, чтобы конюх, смотревший за нами, был груб или жесток, нет, но он думал только о том, чтобы мы были сыты и укрыты от непогоды зимой. Через наше поле проходила тропинка, по которой нередко бегали мальчишки; им доставляло удовольствие бросать в нас камнями, чтобы заставить скакать. Со мной ни разу не случилось, чтобы камень в меня попал, но одному жеребенку сильно поранило морду, так что, я думаю, у него останется шрам на всю жизнь. Конечно, мы не обращали большого внимания на мальчишек, но их преследования делали нас еще более необузданными, и все мы скоро решили, что мальчишки – наши злые враги. Вообще же нам жилось недурно на нашем выгоне: весело было гоняться друг за другом, потом смирно стоять в тени деревьев.

Но когда пришло время учения, я испытала много тяжелого. Во-первых, несколько человек ловили меня; когда же меня наконец окружили и взяли в одном конце луга, то один человек схватил меня за челку, другой – за нос и так крепко зажал, что я насилу могла дышать; еще третий взял меня грубой рукой за нижнюю челюсть, силой разинул рот и всунул между зубами железную палку с уздой. После этого меня повели, дергая за узду, причем один из людей все время бил меня по спине. Вот мой первый опыт в области людской доброты.

Надо сказать, что мои мучители не давали мне вовсе понять, чего им от меня нужно. Я не спорю, что нравом я была очень горячая лошадь и, верно, причинила немало забот и хлопот моим воспитателям, но согласись, что стоять день за днем в тесном стойле – большое мучение, и мне очень хотелось вырваться на свободу. У тебя был добрый, ласковый хозяин, и все-таки тебе нужно было привыкать к несвободной жизни. Мой старый хозяин, господин Райдф, был очень добрый, и он, верно, сумел бы со мной сладить, но он уже давно бросил личный уход за лошадьми, передав это дело своему сыну. Молодой хозяин, сильный, высокий мужчина, которого звали Самсоном, хвастал, бывало, тем, что не было на свете лошади, которая могла бы его сбросить. Он не походил на своего отца. Взгляд, голос, рука – все у него было суровое, тяжелое. Я сразу почувствовала, что ему одного надо от меня: полного смирения и послушания. Разве я была из породы смирных лошадей?

Джинджер затопала и фыркнула, как будто одно воспоминание о Самсоне возбуждало ее гнев.

– Если я, бывало, чем-нибудь ему не угожу, – продолжала она, – он станет меня без конца гонять на корде[6], пока я не утомлюсь совершенно. Мне кажется, он выпивал, и я заметила, что всякий раз, когда это с ним случалось, мне приходилось особенно плохо. Помню, как-то раз, после такого мучительного испытания, я лежала в стойле и горько размышляла о своей судьбе. На следующее утро он опять долго гонял меня. Не успела я и часу отдохнуть, как он явился с седлом и новой уздой с мундштуком. Не знаю, как это случилось, верно, я что-нибудь сделала не по его желанию; он страшно рассердился и сильно дернул мундштук. От боли я рассвирепела и вдруг брыкнула задними ногами. Это еще более рассердило его, и он принялся хлестать меня. Я вся вспыхнула и стала бить ногами, метаться в стороны и становиться на дыбы, чего еще никогда со мной не бывало. Между нами завязалась настоящая борьба. Он долго держался в седле, вонзая мне шпоры в бока и жестоко хлеща; но мне было все равно. Я, что называется, закусила удила и хотела добиться одного – сбросить ездока со спины. Наконец, после отчаянной борьбы, мне это удалось, – он упал назад, на землю, а я без оглядки бешено ускакала на другой конец поля. Там я обернулась и увидела, как мой мучитель медленно поднялся и пошел к конюшне. Я стояла под дубом и ждала, что будет, но никто не шел за мной.

Прошло много времени. Солнце сильно припекало; слепни садились на те места, где кровь сочилась из ран; голод мучил меня, так как я с утра ничего не ела, а травы было так мало, что не хватило бы накормить гуся. Мне хотелось лечь, но седло мешало, и, к довершению всего, нигде не было видно ни капли воды, чтобы утолить жажду. Солнце склонилось; я увидела, что других жеребят повели в конюшню; я знала, что им зададут там вкусного корма. Наконец, когда солнце уже село, старый хозяин показался на выгоне; он шел с решетом в руках. Это был статный старик с совершенно белыми волосами и таким приятным мягким голосом, который я узнала бы среди тысячи голосов. Он никогда не кричал; но когда он что-нибудь приказывал, то говорил так твердо и решительно, что и люди, и лошади слушались его. Он подошел ко мне и высыпал овес из решета передо мной, ласково приговаривая все время: «Ну ну, красавица, поди сюда!» Я смирно стояла перед ним; при звуке его голоса все мое волнение прошло, я успокоилась и стала есть овес. Он гладил меня и, увидав кровавые раны на боках, остался очень недоволен.

1 ... 42 43 44 45 46 47 48 49 50 ... 78
Перейти на страницу:

Комментарии

Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!

Никто еще не прокомментировал. Хотите быть первым, кто выскажется?