Жиголо - Сергей Валяев

Потом я уснул и спал как убитый, пока не проснулся от ощущения, что кто-то находится в спальне. Это была Александра, я её узнал, несмотря на предрассветную мгу. Она сидела у окна на стуле с высокой спинкой, пряча лицо в тени.

— Сашенька, — утвердительно проговорил я.

— Я, мой милый, — сказала глуховатым, будто со сна, голосом.

— Иди ко мне, — попросил.

— Не могу, родной.

— Почему?

— Догадайся сам. Ты ведь смышленый мальчик.

— Не знаю.

— Я умерла, Дима, — проговорила она спокойно. — И ты это знаешь, но не хочешь признаться.

— Нет, — сказал я. — Я тебя помню, значит, ты живешь.

— Это моя тень. И я пришла из мира теней, чтобы сказать: тебя спасет любовь.

— Любовь?

— Да, — подтвердила, — любовь к той, кто умеет танцевать jig.

— Я тебя не понимаю?

— Любовь спасет мир, это все что я могу тебе сказать, мой мальчик.

— Александра, ты говоришь очень красиво. Так не говорят живые.

— Вот видишь, — усмехнулась. — Следовательно, меня уже нет среди вас.

— А где ты?

— Пока не знаю, — проговорила с задумчивостью. — Только знаю, что и у Бога есть свой ад: это его любовь к людям.

И на этих её словах за окном просветлело и тень моей любимой размыло, как будто она оступилась в холодную воду глубоководного озера небытия.

И я проснулся — у светлеющего окна на высоком спинке стула висел китель с погонами. Именно в этом кителе я увидел впервые Александру. Когда это было? Это случилось давно, в другой жизни, когда я был беспечен и весел, как летний день. Теперь за окном дождит и, кажется, наступает осень. Осенью на кострах сжигают листья и в дымном тумане, похожем на обман, греются озябшие души тех, кто ушел от нас.

Итак, любимая ушла — а я остался. И никто не знает, где я нахожусь, кроме одного человека: главного секьюрити дамского клуба «Ариадна». Я так толком и не понял, что же на самом деле произошло в «Украине». По утверждению, Анатолия Анатольевича действия боевой группы были корректны. Никаких резких движений и провокаций. Лифт и лестница были взяты под контроль. По-видимому, не было учтено, что гостиница являлась «кавказской горой» и появление в ней любых молодых людей славянской внешности… Трудно сказать, но факт остается фактом: Ахмед успел сбежать из VIP-номера, запустив в джакузи двух потаскушек из Кременчуга, выдающих себя за шведских миледи. Те плавали андерсеновскими русалками и притопились от изумления, когда вместо голого папика, похожего на знаменитого своими гениталиями бывшего Генерального прокурора, на их смех и зазывы явились молодчики с пистолетами.

И пока вора в законе искали в «шведских шхерах», тот уже прыгал в авто, чтобы убыть в неизвестном направлении. Теперь я думаю, не было никакой нужды преследовать танковый джип — преследовать без надлежащей подготовки. Ровным счетом ничего бы не изменилось в мире, если бы мы с Сашей остались сидеть в машине на эстакаде. Мы бы провели взглядами этот проклятый джип, потом моя любимая женщина выудила бы из своей сумочки пачку LM, закурила бы… Бы… бы… бы… Как противотанковые ежи нашей памяти.

У десантников есть хороший тост: «За тех, кто в стропах!». К сожалению, мои стропы жизненных обстоятельств основательно запутались и такое впечатление, что пора обрезать их ножом, чтобы удобнее было выпустить запасной парашют. Да, боюсь, его нет за моей спиной.

Хотя хватить ныть, сержант. Смерть Александры должна укрепить тебя в собственном бессмертии. Я защищен её смертью, как броней. И ничто меня не остановит на моем пути — и мой путь «зачистка».

«Зачистка» — модное словцо. Его нет ни в одном словаре мира. Здесь мы впереди планеты всей. Думаю, не имеет смысла объяснять его значение. О «зачистках» трубят все отечественные СМИ. Все очень просто: если хочешь победить врага, вырежи его до седьмого колена. В противном случае, дети его вырастут и начнут вырезать твоих детей. Сталин был велик в своей античной кровожадности, но и он не до конца был последователен, проявляя гуманность к соплеменникам. И теперь мы имеем то, что имеем: кровоточащую рану на теле разлагающейся империи. Война пылает в нашем доме, как пишут газетчики, и они правы: война на выживание. И выживут в ней только те, кто первым учинит ночь длинных ножей. Только беспощадная сила может остановить гниение жизни. Огонь, клинок, пули и потоки крови, в которых будут плавать тряпьем трупы врагов наших. Высокомерно — может быть. Вызывающе — возможно. Цинично — да. Неприемлемо для картавящих пачкунов, взявших на себя мессианскую роль заступников за права человека. Покажите мне этого человека, который достоин того, чтобы его любить. И я его первым полюблю. Но нет таких людей — есть телесные мешки, набитые страхом, мусором, похотью, лицемерием, кишками, тлением, ложью, испражнениями, морокой, безумием, ненавистью и проч. требухой. За историю всего человечества был всего один человек без вышеперечисленных недостатков — Христос, но его распяли на кресте — распяли те, кто так и не научился смотреть в небо.

Я смотрю в небо и вижу воздушные острова, на которых живут души наших друзей и тех, кого мы любили. Мне приятно смотреть в небо — возникает иллюзия полета и свободы.

Мой полет прерывает телефонный звонок — он обыден, но я знаю, что за ним последует — шлюзы мести приоткроются и закипит бурунами черная кровь врагов.

— Дима, — услышал напряженный голос господина Королева. — Ты как?

— Живу, — ответил.

— Проблемы?

— Подозреваю, они у вас, — сказал я.

— А как же без них, — и главный секьюрити дамского клуба просит, чтобы я прибыл к Первой градской.

— Еще трупы?

— Не совсем, — уходит от ответа Анатолий Анатольевич.

Я грустно посмеиваюсь: лучше не скажешь, когда человек находится между небом и землей. Кто на этот раз?

И какое же было мое удивление, когда по прибытию в больницу, узнаю, что очередной жертвой обстоятельств стал Петя Левин, компьютерный гений «Ариадны», играющий на клавиатуре с магической легкостью.

— А его за что? — задал риторический вопрос, идя с Анатолием Анатольевичем по длинному коридору, заставленному панцирными койками.

— Предупреждение, — пожал плечами АА, — всем нам.

— По-моему, нас уже предупредили, — сказал я.

— Ну не знаю, — ответил господин Королев. — Какая-то странная история с нашим Петей.

Я поинтересовался: его избили до полусмерти? Хуже, ответил главный охранник дамского клуба. Что может быть хуже — только смерть? Нет, бывает куда хуже, проговорил АА.

И скоро я убедился, что он был прав. В одноместной палате лежал знакомый мне человечек с огромным лбом гения и лицом, выбеленным до цвета кафельного пола. Никаких повреждений на теле не заметил, за малым исключением — кисти рук были намертво перебинтованы. Этакие култяшки. Действительно, для компьютерного пианиста такое положение вещей хуже смерти.