Серафина - Рейчел Хартман

— Очнулась, — сказал он. — Фина, вы меня слышите?

— Душно здесь, — заметил наш первый трубач. — Мы играли три часа подряд. С ней точно все хорошо?

— Это ублюдок Виридиус виноват. Все на нее взваливает! — Наверное, Гантард высказался.

Ладонь у меня на лбу напряглась на слове «ублюдок». Я открыла глаза как раз вовремя, чтобы успеть заметить раздражение на лице Киггса; увидев, что я пришла в себя, он смягчился.

Принц помог мне подняться. Я сонно покачнулась — земля оказалась так далеко! — и тут осознала, что мы по-прежнему на балконе, а зал внизу почти опустел. Последние гости ручейком вытекали в коридор, пытаясь делать вид, что не смотрят на меня.

— Что случилось? — прохрипела я; горло казалось сухим, словно пергамент.

— Вы упали в обморок, — ответил Гантард. — Мы решили, что это от жары, но не знали, как вас остудить, не нарушая приличий. Сняли с вас обувь — просим прощения — и собирались подвернуть рукава…

Я отвела взгляд, вцепившись в перила, чтобы руки не тряслись.

— …но принц Люциан решил, что лучше вас обмахивать. С удом ничего не случилось.

— Спасибо, Гантард, — сказала я, избегая смотреть на него, и потянулась за обувью.

Мои музыканты заботливо нависали над нами, словно не зная, что мне вдруг может понадобиться. Я помахала руками, отпуская их, и они, едва не растаптывая друг друга, ломанулись обедать. Киггс взял себе стул, сел на него верхом и, опершись подбородком на руки, наблюдал за мной. Сегодня алый дублет на нем был более нарядным, украшенным золотой тесьмой, и простая белая повязка по контрасту с ним еще яснее говорила о скорби.

— Разве вам сейчас не полагается быть где-то в другом месте? — спросила я непринужденно, пока застегивала обувь, боясь, что под шутливым тоном он все же заметит раздражение.

Принц поднял брови.

— Вообще-то, полагается. Но я ведь и за безопасность отвечаю, а тут поднялся немалый шум, когда вы хлопнулись в обморок. Сельда обещала приглядеть за моей тарелкой. Я провожу вас вниз, если хотите.

— Я что-то не чувствую особенного голода. — Спасибо Всесвятым, тошноты я тоже не чувствовала. Продолжая сидеть, протерла глаза; за ними, в глазницах, по-прежнему пряталась боль. — Вы получили мою записку?

Он выпрямился.

— Да. Спасибо. Похоже, ваши усилия вчера оказались такими же тщетными, как и мои. Мне не удалось поговорить с Эскар; она вместе со всем посольством отправилась на заставу Дьюком встречать ардмагара.

— А в посольстве знают о сообщении рыцарей?

Он надул щеки и шумно выдохнул.

— Бабушка встречалась с послом Фульдой перед его отъездом, чтобы уведомить его о «слухах».

— Слухах? — переспросила я в изумлении. — Она не верит, что сэр Карал видел дракона?

Киггс раздраженно покачал головой.

— Печально признавать, но она не хочет верить, что дракон мог нарушить соглашение. Все ее правление построено на идее, что мы можем доверять драконам, и она отказывается рассматривать возможность того, что какой-то дракон без разрешения летает на наших землях — не говоря уже об убийстве дяди Руфуса — если мы не представим ей очень много очень убедительных доказательств.

— Монета Ормы… — начала я.

— …ни в чем ее не убедила, — перебил принц, барабаня пальцами по спинке стула; ногти у него были короткие, словно он их обкусывал — неожиданная привычка для капитана стражи. Он задумчиво сощурился. — Полагаю, ваш учитель не дал никакого описания саарантраса Имланна?

— Голубые глаза, светлые волосы. Под такое описание подходят две трети нинисцев.

— Под него подходят все нинисцы, включая рыжих, и половина самсамских горцев. Но у нас ведь нет никаких оснований думать, что он где-то при дворе? Почему Орма так считает?

— Орма понятия не имеет, само собой. Только знает, что Имланн был на похоронах.

Киггс покачал пальцем.

— Кстати, мы с Сельдой поговорили и решили, что ваше предложение допросить сэра Джеймса и рыцарей…

Его прервал раздавшийся внизу шум. В зал вошел отряд стражников; заметив Киггса на балконе, они вытянулись по стойке смирно.

— Капитан! Королева очень недовольна, что вы пренебрегаете долгом вежливости по отношению к нашему…

— Я сейчас же иду туда, — уверил их Киггс, вставая, и виновато повернулся ко мне. — Мы не закончили. Оставьте мне четвертый танец.

— Павану? — посчитала я.

— Отлично. Тогда и договорим. — Он поднял было руку, чтобы по-военному хлопнуть меня по плечу, но опомнился и ловко превратил этот жест в вежливый поклон, а потом отправился обедать с ардмагаром.

Я еще немного посидела, распутывая скатавшиеся в клубок мысли. Что меня заставило принять приглашение на танец? Мне нельзя танцевать по определению. И уж точно у меня нет никакого права танцевать с принцем, кем бы он ни был, даже если он, казалось, вовсе забыл о разнице нашего положения и по какой-то необъяснимой причине посчитал, что со мной можно вот так откровенничать.

Каменная балюстрада приятно холодила лоб. Он считал меня нормальной, и от этого я сама начинала чувствовать себя нормальной, а это было просто-напросто жестоко. Можно было развеять его иллюзии в одно мгновение, просто засучив рукав. Зачем жить в страхе, что когда-нибудь я покажусь ему отвратительной, если можно добиться этого прямо сейчас? Я потерла правой рукой повязку на левой, ощутила под пальцами холодные пластинки, резкие фигурные края, мой кошмар во плоти, и вскипела от ненависти.

Почему это воспоминание нахлынуло так неожиданно? Может, это была другая «жемчужина разума», как та, которую пробудило истинное обличье Ормы? Сколько еще их будет? Неужели моя голова полна хвороста, только и ждущего искры, чтобы вспыхнуть?

Я встала, пошатываясь, и мне припомнились слова матери: «Я не могу гнездиться среди тех, кто считает меня ущербной». Ее высокомерие меня взбесило. И вообще, ей еще повезло.

— Нет уж, матушка, ты не была ущербной, — пробормотала я, будто она стояла рядом со мной. — А вот я — ущербная. И это ты меня сделала такой.

Коробка в голове дернулась, точно живая.

Я вернулась к себе вздремнуть, но совсем недолго, чтобы было полно времени переодеться в парадное платье, темно-бордовое, расшитое черным. Я добавила к нему белый кушак в память о принце Руфусе. Потом попыталась красиво уложить волосы, потому что комментарии Глиссельды меня задели, несколько раз переделывала, но ничего удовлетворительного все равно не вышло. Из чистой безысходности я так и оставила их распущенными, надев красивые серьги в качестве компенсации, если вдруг кому-то нашлось бы до этого дело. Украшений у меня было немного. Я даже подумала заколоть волосы сережкой, которую мне дал Орма — получилось бы интересно, да и люди бы не узнали — но кто-нибудь из саарантраи мог заметить работу квига. Я оставила ее в своей комнате.