Год 1943 - "переломный" - Владимир Бешанов

Николай Федорович, имея прекрасную теоретическую подготовку, проявил себя и как талантливый полководец. Правда, одному из самых молодых командующих фронтом, склонному к смелым замыслам и глубоким маневрам, зачастую не хватало решительности и самостоятельности при их исполнении и выдержки в критических ситуациях. Это отмечал, к примеру, маршал К.К. Рокоссовский: «Для увязки некоторых вопросов взаимодействия мне еще раз пришлось побывать на командном пункте командующего Юго-Западным фронтом генерала Ватутина, где находился и начальник Генерального штаба Василевский. Мне показалось странным поведение обоих. Создавалось впечатление, что в роли командующего фронтом находился Василевский, который решал ряд серьезных вопросов, связанных с предстоящими действиями войск этого фронта, часто не советуясь с командующим. Ватутин же фактически выполнял роль даже не начальника штаба: ходил на телеграф, вел переговоры по телеграфу и телефону, собирал сводки, докладывал о них Василевскому. Все те вопросы, которые я намеревался обсудить с Ватутиным, пришлось обговаривать с Василевским».

Штабное дело Ватутин любил и знал до тонкостей, а длительная служба в штабах наложила отпечаток на методы его работы. Он лично редактировал приказы, вел собственную, отдельно от штаба, карту обстановки и делал соответствующие расчеты, прорабатывал варианты, «сам продумывал буквально сколько-нибудь принципиальный вопрос будущего плана». Генерал обладал еще двумя редкими достоинствами: не хамил подчиненным и не пил.

Мнение Ватутина в Генштабе котировалось высоко («Все ведь мы хорошо знали Николая Федоровича и не без оснований считали его одаренным в военном отношении, своеобразным оператором-романтиком»), а главное, оно совпадало с мнением руководства, которое, подтверждает A.M. Василевский, «не только согласилось с предложениями командующих по развитию дальнейшего наступления, но в своих директивах даже расширило планы фронтов. При этом Ставка никаких мероприятий по усилению их войск не предпринимала».

«Переход группы армий «Дон» к обороне, — пишет генерал Штеменко, — тоже не был вскрыт своевременно, движение колонн противника при перегруппировках по-прежнему оценивалось как отход, стремление уклониться от борьбы в Донбассе и поскорее оттянуть войска на территорию Правобережной Украины. Командование Юго-Западного фронта твердо держалось этой ошибочной точки зрения, хотя уже выявлялись факты, обязывающие его насторожиться». Как обычно, «нас очень подвела разведка, и мы жестоко ошибались, определяя намерения противника». Общий вывод: «Очевидно, было бы благоразумнее еще в январе приостановить наступление Воронежского и Юго-Западного фронтов, перейти временно к обороне, подтянуть тылы, пополнить дивизии людьми и создать необходимые запасы материальных средств». Ну, задним-то умом все мы крепки, Штеменко был не последним человеком в Генеральном штабе, начальником Оперативного управления, но о своих возражения по поводу «огульности нашего наступления» не упоминает.

Советское командование нисколько не сомневалось, что немцы в панике отходят за Днепр. Поэтому, несмотря на тяжелое состояние войск, оно решило продолжать наступление. В связи с этим фронтам ставились новые, глубокие задачи. Воронежский фронт должен был, имея главную группировку на левом крыле, развивать наступление и овладеть городами Рыльск, Сумы, Лебедин, Ахтырка, Полтава. Генерал Голиков получил от Верховного Главнокомандующего указание возможно дальше отогнать противника от Харькова, чтобы обеспечить нормальную работу правительства Украинской ССР. В последующем фронту предстояло продвигаться в общем направлении на Киев и выйти к нему до начала ледохода на Днепре. Юго-Западному и Южному фронтам надлежало завершить разгром донбасской группировки врага и не позднее 22 февраля выйти к Днепру в полосе от Кременчуга до Днепропетровска. Пополнение войск предлагалось проводить самостоятельно за счет призыва местной молодежи. Директивы Ставки требовали: «не допустить отхода противника на Днепропетровск, Запорожье, загнать его донецкую группировку в Крым».

Перспективы вырисовывались самые соблазнительные. Между тем у немцев имелись свои планы, о которых советские «штирлицы» — ни сном ни духом.

17 февраля 1943 года в Запорожье, в штаб группы армий «Юг», прилетел верховный главнокомандующий и по совместительству командующий сухопутными силами Адольф Гитлер. Манштейн обрисовал ему сложившуюся обстановку и предложил свой план действий: сосредоточить танковый корпус СС в районе Краснограда, развернуть его на юго-восток и во взаимодействии с 4-й танковой армией, наносящей встречный удар от Красноармейского, разгромить глубоко вклинившиеся в немецкую оборону войска правого крыла Юго-Западного фронта и отбросить их за Северский Донец. После чего, если позволит погода, провести наступательную операцию в районе Харькова. Как обычно, не обошлось без споров. Фюрер в первую очередь, пока танки не застряли в грязи, хотел вернуть себе Харьков, а все остальное — потом. Манштейн твердил, что в случае потери днепровских переправ Харьков никому и даром не нужен. Первый раунд дискуссии закончился принятием решения направить танковый корпус Хауссера в район Краснограда, откуда он по желанию мог быть двинут либо на север, к Харькову, либо на юг. К этому времени полностью высадилась 3-я танковая дивизия СС «Мертвая голова» под командованием обергруппенфюрера Теодора Эйке.

А пока, без остановки продолжив наступление, дивизии 38-й и 40-й армий Воронежского фронта, тесня противника, продвигались к реке Псел. Вполне успешно шли дела у 69-й армии: «Противник оказывал лишь слабое сопротивление… мы не встречали ни малейших признаков присутствия своих «старых знакомых» — частей танкового корпуса СС». В общем, пропал куда-то немецкий танковый корпус, и бог с ним, никого особо не волнует — ура, мы ломим, гнутся шведы! Танковая армия Рыбалко совершала перегруппировку для броска на Полтаву.

Генерал Ватутин направил к переправам через Днепр 6-ю армию и свой последний резерв — 25-й и 1-й гвардейский танковые корпуса. 19 февраля их передовые части от Павлограда прорвались к Новомосковску, обороняемому штабными подразделениями и группой отпускников, и Синельниково, перехватив одну из двух основных линий снабжения группы армий «Юг». До Запорожья, где в это время находился Гитлер, оставалось пройти километров шестьдесят, до Днепропетровска — и того меньше. Противника впереди не было. Правда, случилась незадача: в 20 километрах от цели у наших танкистов кончилось горючее. Очень своевременно для немцев в Днепропетровск из Франции начали прибывать эшелоны с частями 15-й пехотной дивизии, которые сразу выдвинулись к Синельниково.

Теперь фюрер «более ясно понял опасность обстановки на Южном фронте». Он разрешил Манштейну использовать корпус СС по своему усмотрению и пообещал перебросить дополнительные войска с Кубанского плацдарма. Вечером Гитлер улетел, а штаб группы немедленно отдал приказ о переходе в контрнаступление. Фактически оно уже началось.

Всего в группе армий «Юг» на 700-километровом фронте имелось 30 дивизий, в том числе 11 танковых и моторизованных. К контрнаступлению привлекались 7 танковых, одна моторизованная и 3 пехотные дивизии, около 800 танков и штурмовых орудий, которые обеспечивались сильной авиационной поддержкой.