Вне правил - Джон Гришэм

Я протягиваю ему листки, будто склянку с ядом, и спрашиваю:

– Вы говорили под присягой, что играли в «Смертельное нападение-три» последние десять лет?

– Да, сэр.

Я поворачиваюсь к судье Пондеру:

– Ваша честь, я хотел бы продемонстрировать присяжным короткий клип из «Смертельного нападения-три».

Финни вскакивает с места как ужаленный. Мы с ним яростно спорили об этом целый месяц, а Пондер откладывал решение до самого последнего момента. И вот этот момент наступил.

– Вы меня заинтриговали. Давайте посмотрим, – соглашается он.

Не в силах скрыть негодование, Финни в отчаянии бросает блокнот на стол.

– Избавьте нас от театральных жестов, мистер Финни, – резко одергивает его судья. – Сядьте на место!

Судья редко занимает мою сторону, и я не знаю, как лучше себя вести.

В зале гаснет свет, сверху опускается экран. По моей просьбе один компьютерщик смонтировал пятиминутный клип видеоигры. Согласно моим указаниям, он врубает звук на полную мощность, и жюри вздрагивает при виде внушительных размеров солдата, который вышибает ногой дверь, в то время как вокруг грохочут взрывы. Животное, напоминающее собаку, но со сверкающими зубами и огромными когтями бросается на солдата, однако наш герой успевает его застрелить. В окна и двери лезут злодеи, а он всех их уничтожает и отправляет в ад. Видно, как летают, рикошетят и взрываются пули. Тела разрываются на куски. Кругом потоками льется кровь. Люди кричат, стреляют и умирают с убедительным драматизмом, и уже через две минуты все становится ясно.

А через пять минут всем присутствующим нужен перерыв. Изображение гаснет, включается свет. Я перевожу взгляд на Кистлера, который по-прежнему находится на свидетельской трибуне, и интересуюсь:

– Блюститель закона Кистлер, вот она, настоящая песня души, верно?

Он не отвечает. Чуть подождав, чтобы он запаниковал еще больше, я спрашиваю:

– И еще вам нравится игра, которая называется «Вторжение в дом», верно?

Он пожимает плечами, смотрит на Финни, ища поддержки, и наконец нехотя бурчит:

– Типа того.

Финни поднимается с места.

– Судья, неужели все это имеет отношение к рассматриваемому делу?

Судья опирается на локти, явно готовый к дальнейшему просмотру.

– Думаю, что имеет, мистер Финни, причем самое непосредственное. Давайте посмотрим ролик.

Свет снова гаснет, и на протяжении трех минут мы наблюдаем такую же бессмысленную кровавую бойню. Случись мне застать Старчера за игрой в такую помойку, я бы наверняка отправил его в реабилитационный центр. По ходу просмотра присяжный номер шесть, не выдержав, воскликнул:

– Боже милостивый!

Я вижу, что все они смотрят на экран с отвращением.

После этого ролика я заставляю Кистлера признать, что ему нравится игра под названием «Наркопритон – операция спецназа». Он признает, что в подвале полицейского управления есть раздевалка, где на средства налогоплательщиков установлен телевизор с плоским экраном диагональю в пятьдесят четыре дюйма, и в свободное между операциями время спецназовцы развлекаются, участвуя в турнирах по этим видеоиграм. Под аккомпанемент бесполезных протестов Финни я по крупицам вытаскиваю из Кистлера эту информацию. Теперь он уже не хочет об этом рассказывать, что только дискредитирует и его самого, и обвинение. Когда я с ним заканчиваю, героем его уже никто не считает.

Усаживаясь на место, я бросаю взгляд в зал. Шефа полиции на месте уже нет, и он не вернется.

– Кто ваш следующий свидетель, мистер Финни? – спрашивает судья Пондер.

У Финни затравленный вид, ему больше не хочется вызывать никаких свидетелей. Ему хочется одного – сесть на ближайший поезд и сбежать из города. Он заглядывает в блокнот и говорит:

– Офицер Бойд.

Бойд в ту ночь выпустил семь пуль. В возрасте семнадцати лет его признали виновным в вождении автомобиля под воздействием алкоголя или наркотиков, но потом ему удалось добиться удаления этой записи из своего личного дела. Финни об этом не знает, но я знаю. В двадцать лет Бойда уволили из армии с лишением прав и привилегий, что бывает только за серьезные преступления или нарушение устава. Когда ему было двадцать четыре года, его подруга позвонила в службу спасения и пожаловалась на домашнее насилие. Дело замяли, и обвинений выдвинуто не было. Бойд участвовал в двух провальных налетах спецназа и тоже является фанатом видеоигр, которыми увлекается Кистлер.

Перекрестный допрос Бойда станет вершиной моей адвокатской карьеры.

Неожиданно судья Пондер произносит:

– Объявляется перерыв до девяти утра в понедельник. Адвокатов прошу пройти в мой кабинет.

Едва за нами закрывается дверь, как судья Пондер резко произносит, обращаясь к Финни:

– Ваше дело проиграно. На скамье подсудимых сидит невиновный.

Бедняга Финни и сам это знает, но согласиться не может. Как, впрочем, вообще что-то произнести. Судья не унимается:

– Вы намереваетесь пригласить в качестве свидетелей всех восьмерых спецназовцев?

– С учетом того, как складываются события, нет, – с трудом выдавливает Финни.

Тут вмешиваюсь я:

– Отлично, тогда их вызову я как свидетелей противной стороны. Я хочу, чтобы жюри заслушало всех спецназовцев.

Судья со страхом смотрит на меня. У меня на это есть полное право, о чем им обоим отлично известно. Какое-то время в кабинете стоит тишина: они пытаются представить себе, в какой кошмар превратятся показания еще шести игрушечных солдатиков, когда я вцеплюсь в них мертвой хваткой.

Его честь смотрит на Финни и спрашивает:

– Вы не думали о том, чтобы снять обвинения?

Конечно нет. Финни, может, и деморализован, но остается прокурором.

В принципе, в уголовном процессе судья имеет право исключить доказательства обвинения и вынести решение в пользу ответчика. Правда, такое случается редко. Но в данном случае закон прямо говорит, что любой человек, стреляющий в своем доме в полицейского, не важно, ошибся тот адресом или нет, является виновным в покушении на убийство представителя закона. Это плохой закон, он плохо продуман и ужасно сформулирован, но судья Пондер считает, что права прекратить дело у него нет.

Нам придется дождаться вердикта присяжных.

В выходные одного из шести оставшихся спецназовцев неожиданно госпитализировали, и давать показания он не может. Еще один просто исчезает. Чтобы разобраться с остальными четырьмя, мне требуется полтора дня. Процесс широко освещается на первых полосах всех газет, и никогда еще полицейский департамент не выглядел столь безобразно. Я стараюсь насладиться этим по полной, потому что вряд ли подобное когда-нибудь повторится.