Отомстить и умереть - Сергей Бортников

В преступных кругах известен под кличкой “Бюрократ”. По оперативным данным тесно сотрудничает с Близнецами — братьями Корниловыми, главными конкурентами Бубенщикова. Последние состоят в родственных отношениях с начальником краевого управления МВД…»

Донесение резидента Гольцов сразу уничтожил.

Основные положения доклада по памяти переписал своей чудо-авторучкой на одном из оставшихся листов. Свернул, как надо, и вложил в двадцать шестую камеру.

На днях прибудет курьер, заберет его отчет и передаст в Центр…

Курьером оказался обычный железнодорожник.

Высокий, статный мужчина лет сорока в форме сотрудника МПС выглядел совершенно спокойным и беззаботным. Не оглядываясь по сторонам, прямиком направился к камерам хранения, вынул из двадцать шестой ячейки чистые листы и небрежно бросил в серый кейс. Взамен оставил нечто, отдаленно напоминающее косметичку…

Такой откровенный «непрофессионализм» имел простое логическое объяснение: мужчина и не подозревал о роли, уготованной ему милицейскими спецами. Его попросили оказать услугу — он и рад стараться!

Осторожный Макс, как всегда, вскрывал камеру ночью.

Нет, это была не косметичка, а обычный кошелек, туго набитый российскими деньгами. И клочок бумаги с одинокой цифрой, означающей дату очередного сеанса связи…

Итак, новых заданий руководство перед ним пока не ставит.

Значит, приоритетной остается задача внедрения в банду Тихона!

Гольцову не спится…

Он грустно глядит в открытое окно, снова и снова вспоминая жену, детишек… Как им там одним в огромном городе? Супруга никогда не интересовалась причинами его длительных командировок. «Так надо!» — много лет тому назад отрезал Макс и этим навсегда отбил женское любопытство. Конечно, о том, что ее благоверный занимается не только журналистикой, Светлана догадывалась давно, но вида не подавала.

Разведчик задремал…

Как вдруг четко услышал скрежет открываемой камеры.

В ночной тишине он казался особенно громким.

Это же семьдесят первая ячейка!

Возле нее стоит новая «красотка» в пестрых одеяниях, правда, чуть поплотнее да постарше предыдущей, и с дитем в руках. Она уже пошарила короткой ручкой внутри ячейки и, ничего не обнаружив, аккуратно закрывает ее. Еще мгновенье — и ночная гостья семенит прочь.

Нет, на этот раз ты не уйдешь!

Отпустив цыганку на безопасное расстояние, Гольцов осторожно двинул следом за ней.

Да не тут то было!

Зажав малыша под мышкой так, будто это кукла, а не живой ребенок, незнакомка сломя голову бросилась на привокзальную площадь и ловко шмыгнула в такси, ожидавшее ее с открытой дверцей. Тачка рванула — и была такова, а до ближайших автомобилей с «шашечками», сиротливо маячивших на стоянке у сквера, оставалось, как минимум, метров пятьдесят, и разведчик понял, что снова остался с носом…

Понурив голову, бесславно возвратился на постоянное «место дислокации».

— Что, касатик, не догнал? — раздался рядом старческий голос.

Максим повернул голову на звук.

Марья Васильевна все видела и теперь с любопытством смотрела ему в глаза, ожидая объяснений.

— Не догнал… Больно шустрая девка попалась, — как можно равнодушнее сказал Гольцов, усаживаясь на скамью. Но разговор, оказывается, еще не исчерпан.

— Она что-то украла? — вкрадчиво поинтересовалась старуха.

— Нет. Просто мне показалось знакомым ее лицо. Наверное, я обознался… Это не Рита…

— И в самом деле не Рита. Нина. Но наши почему-то называют ее Нинэ.

— Кто — «наши»?

— Вокзальные… Кто же еще?

— А-а…

— Нинэ, как и многие ее соплеменники, в очень тесных отношениях с Актрисой. — заговорщически прошептала баба Маша, — Вроде как ее доверенное лицо.

— Да ну! — искренне удивился Макс; до сих пор он считал, что цыгане весьма неохотно поддерживают контакты вне своей этнической группы.

— Вот что я тебе скажу: неспроста она тут появилась… — вполголоса продолжала бомжиха, поблескивая не по-старчески внимательными глазами из-под затрепанного платка.

— Это почему же?

— Чувство у меня такое!

(«Ну, бабуля, ты прирожденный контрразведчик!»)

— В нашей организации все роли четко распределены. Я никогда не стану работать на базаре, цыганам лучше не соваться на вокзал…

— Но ведь она не просила милостыни!

— Тем более странно. Непонятно зачем приперлась с дитем среди ночи, прошлась по залу, ткнулась в камеру хранения и быстренько убралась восвояси! Не видел, она ни к кому не подходила?

— Ты что, Васильевна, на ФСБ стучишь?

— Чё ече за чудо?

— Есть такая контора!

— Да? Не слыхала!

— Может, и так… Только любопытствуешь, как самая настоящая гэбистка!

Старую аббревиатуру баба Маша знала хорошо, поэтому перекрестилась и выпалила:

— Чур меня, чур! Просто интересно… Не мотыляются они за просто так! Продам тебе по секрету, что мне один мент говорил… Цыгане, значить, главные нарко-курвьеры! — по слогам процедила она сквозь редкие зубы.

— Тебе то что до этого?

— Гришка, ну тот лейтенант из угрозыска, ими очень интересовался… Он славный малый, к нам часто приходит, угощает чаем, сигаретами.

— Знаю я эти приемчики…

Получилось резковато, но как должен был ответить рецидивист Волк? Во всяком случае, Мария Васильевна приняла отповедь как должное. Только спросила после паузы:

— Так что, говоришь, не заметил ничего подозрительного?

— Нет, ни с кем она не разговаривала, никого не задевала и ни к чему не прикасалась…

— Странно… Еще Гриша говорил, что они могут через камеру хранения соломку передавать. Ты не видел, она ничего не открывала?

— Нет.

— Жаль, я поздно проснулась… Когда ты уже бросился вдогонку за нею… — тяжело вздохнула старуха. — Что теперь скажу Гришке?

— Неужели так пачку чая заработать хочется?

— А ты думал!

«Наблюдательная бабулька! Как бы не “спалила” мои “тайники”… И этот лейтенант из уголовного розыска… Странный малый… Зачем называть бомжихе свой чин и отдел? И чего ему надо на вокзале? Может, он на самом деле борец с наркомафией, а может…

Нет, вряд ли… Если верить рассказу Васильевны, ведет он себя, как самый заурядный опер. И при помощи дешевых трюков вербует агентуру из числа все видящих и все знающих попрошаек.