Долина дракона - Ванда Алхимова

– Именно. Силы еще есть. Поэтому надо все провернуть в эту ходку. Пока я не ослаб. Когда побегу разбивать цепи, парни должны быть готовы. Не думаю, что надсмотрщики будут долго стоять и на меня любоваться.

– Гребаный наемник, – восхищенно присвистнул Заноза. – Ты ж понимаешь, что нас перебьют, как собак?

– Может, да, а может, мы их. Но если ничего не предпримем, то точно подохнем как собаки. От плетей и усталости. Можешь передать тем, кто еще знает Финада, что я хочу сделать?

– Могу, – отозвался Заноза. – Но тут надо посоветоваться. Сам понимаешь, туда-сюда, через себя обратно. – Советуйтесь. Только недолго. Мне нравится махать кувалдой и не нравится Аран. Еще меньше мне нравится этот смрад.

– Ну извини, забыли проветрить к твоему прибытию, – ухмыльнулся Заноза, уползая на свое место.

Куланн уселся на скамью и снова поднял глаза к звездам. Они мерцали, равнодушные ко всем людским судьбам под ними.

Тяжелый шерстяной плащ надежно укрывал от пронизывающего ветра, но все равно после нескольких часов ходьбы Эйнли продрогла. Грубые деревянные башмаки, надетые на шерстяные носки крупной вязки, намяли ноги. Очень хотелось в тепло, отдохнуть у очага, подкрепиться горячей похлебкой, но она была все еще слишком близко к столице. Страх гнал девушку вперед по промерзшей дороге.

Эйнли возвращалась домой. Ее скромных накоплений хватило, чтобы купить дорожный плащ и башмаки и подмаслить здоровенную крестьянку из тех, что привозили в город еду. Не добровольно, а из страха перед лугайдийцами.

Крестьянка долго упиралась, но вид настоящих серебряных монет в конце концов победил ее страх. Она за всю свою жизнь серебра в руках не держала, а тут такое сокровище. Как следует упрятав монеты куда-то между необъятных грудей, крестьянка натерла Эйнли щеки грязью, стянула волосы в косы и повязала поверху измаранную ветхую косынку и предупредила:

– Если стража привяжется, я скажу, что знать тебя не знаю. И за воротами на нас тоже не рассчитывай.

Эйнли молча кивнула. Она была готова на любой риск, понимая, что оставаться в столице нельзя. Теперь, когда наемников перебили, знакомство с Куланном не могло больше уберечь ее от пьяных солдат Лугайда.

Крестьянки с двумя пустыми телегами, запряженными старыми мулами, добрались до ворот. Стража привязываться не стала, досталось лишь пышному бюсту крестьянки. На тощую замурзанную фигурку в плаще внимания никто не обратил.

Когда городские стены остались позади, крестьянка велела Эйнли идти дальше самой, но сперва вернуть косынку.

Так Эйнли осталась одна на дороге. В узелке у нее был хлеб с солью и луком, на ногах – добротные башмаки, на плечах – теплый плащ. Впереди, невидимые, лежали Серые горы. Там был ее дом, и, возможно, там был Младший Ворон. Его лицо стояло перед глазами девушки днем и ночью – и придавало сил и решимости. Эйнли двигалась быстро, не сбиваясь с шага. Дома ей приходилось много ходить пешком, и сейчас тело пело от приятных усилий.

Но когда ноги загудели, а тело скрутила усталость, Эйнли скисла. Она вдруг осознала, насколько опасна ее затея. Пока по пути ей попадались лишь угрюмые крестьяне, да один раз – отряд лугайдийцев, возвращающийся в Таумрат. Одинокая путница их не заинтересовала. Однако приближалась ночь, и требовалось найти укрытие. Эйнли сошла с дороги, опустилась на землю и задумалась. Постоялые дворы были разрушены, а те, что уцелели, кишели доносчиками. Ее могли спросить, кто она и откуда идет, или еще что хуже: беззащитная свежая девушка – лакомая приманка для недостойных мужчин. Но и ночевать в лесу она боялась.

Эйнли осмотрелась и увидела за рощицей дымы: там была какая-то деревня. Девушка поднялась и, с трудом передвигая натруженные ноги, пошла вперед, решив попроситься на ночлег у добрых людей.

Единственная улица деревушки встретила ее заливистым лаем спущенных на ночь с цепей псов. Эйнли вскарабкалась на плетень какого-то дома и принялась махать на собак своим посохом. На шум явился хозяин дома, а с ним несколько соседей с увесистыми колами в руках. Увидев, что переполох приключился из-за худой перепуганная девчонки, крестьяне пинками отогнали псов и окружили незваную гостью.

– Ты еще кто такая? – хмуро спросил кряжистый парень в добротной рубахе и штанах. – На побирушку не похожа.

– Я дочь кузнеца, пою песни добрым людям, – дрожащим голосом ответила Эйнли. – Попала в столицу до войны, а сейчас вот до дома пытаюсь добраться. Шла пешком по лесу, пока из сил не выбилась…

Крестьяне переглянулись, и кряжистый кивнул ей:

– Пойдем.

Эйнли привели в дом парня, оказавшегося сыном старосты. Вскоре туда же явилась чуть ли не вся деревня. Девушке в руки сунули кружку парного молока и ломоть хлеба с маслом и велели рассказывать, что да как в Таумрате. Эйнли поведала все, что могла, о захвате столицы, о приходе войск Лугайда, о короле Бресе и милом Брайане, а также о том, во что теперь превратился гордый процветающий город.

Спать Эйнли легла на женской половине, на лавке. Утром ее разбудила дородная хозяйка дома. Вся семья, включая работников, уже сидела за столом и завтракала.

– Не дело тебе дальше идти, – заявил сын старосты Ним. – На дорогах безобразничают. Недавно у нас тут мельника зарезали, а дочку его испортили, она умом повредилась и в ручье потом утопла. Какие-то ездят всё, не то солдаты Бреса, не то разбойники обычные. Их не поймешь, кто есть кто.

– Оставайся, – предложила хозяйка. – Ним дело говорит. Куда ты одна пойдешь? До твоих Серых гор еще дня два ходу, да и там, говорят, у границы отряды караулят. Хоть перезимуй у нас. Ты вроде девушка хорошая, честная. К хозяйству приучена, поможешь мне.

Эйнли опустила глаза. От печки приятно веяло теплом, в доме пахло молоком и хлебом, толстые руки хозяйки так уютно лежали поверх передника. Гостеприимный кров напомнил дочке кузнеца родной дом. На глаза навернулись слезы. Она утерла их рукавом и покачала головой:

– Лучше мне домой пойти, меня отец уже небось не чает повидать, думает, я в столице сгинула.

Все сочувственно примолкли. Хоть при мысли об отце сердце у Эйнли сжималось, на деле ее гнала вперед иная, не дочерняя любовь. Только в Серых горах могла она узнать, жив ли тот, кому она подарила голубую ленту из своей косы. А вдруг он лежит на поле в Лугайде, вороны выклевали ему глаза, и они уже никогда ласково не взглянут на нее? Девушка не выдержала и разрыдалась так, что утешать ее кинулись всем семейством.

Было решено, что Ним проводит Эйнли короткой лесной тропой напрямик. Сердобольная мать семейства наложила девушке в сумку припасов из кладовки. И поцеловала в чистый лоб на дорогу.

Шли молча. Ним шагал впереди, дочка кузнеца поспевала следом. Лес вокруг стоял густой, угрюмый, заросший. – От войны все лешие по бочагам забились, лес заплохел, – проворчал себе под нос Ним. – А всё король Эннобар! Понесло его на войну эту! Сидел бы дома, целее был бы. Ты вот не знаешь, какого демона эти управители все делят? Все у них есть, кажется, на золоте ешь, из серебра пей, чего еще не хватает? К чему войну-то устраивать?