Ослиная Шура - Александр Холин

– Так уж прямо исполнит? – недоверчиво хмыкнул парень. – Этот лохотрон уже давно известен.

– А тереть баночку с верой надо, даже с любовью, – проникновенно убеждал Герман потенциального покупателя. – Именно с любовью всё надо делать, только тогда убедишься – лохотрон ли это. Уйти от тебя он не сможет, только крышку не открывай.

На площадке уличного ресторанчика стало шумно. Там свои артистические данные стал демонстрировать сам Сын Юриста, и собеседник Германа оглянулся на шум. Продавец ангелов между тем собрал банки в большую черную сумку. Парень снова обратился к нему.

– Слушай, ты не сказал, сколько я должен?

– Эх, ладно, – махнул рукой Герман. – Тебе – даром! Бери, пока даю. И даже благодарить меня не надо, потому как я ангелов в банки сажаю только ради того, чтобы их с людьми сблизить.

– Значит, ты даришь мне Ангела? В банке!

– В банке, в банке, – устало кивнул продавец.

– А почему даром? Ты ведь продать хотел? – вопросительно посмотрел на него парень.

– Нравишься ты мне, – мило улыбнулся Герман. – Так что бери, пока дают. Дарёному коню, сам знаешь…

Он кивнул парню на прощание, взвалил собранную сумку на плечо, и зашагал, не торопясь в сторону Смоленки. Молодой человек постоял ещё какое-то время посреди улицы, любуясь переливами разноцветных огней в банке, потом побрёл вслед Герману, что-то бормоча под нос, иногда приостанавливаясь. Неожиданный подарок явно выбил его из обычной жизненной колеи.

Гипнотическая Германова заморозка держала Шуру возле ресторанчика ещё минут двадцать. И только она почувствовала, что может двигаться, тут же – сначала с трудом, постепенно расхаживаясь – отправилась вслед парню. Она не знала что скажет, но решила догнать, предупредить. Однако ей не повезло. Ни Германа, ни его собеседника не было в помине. Шуре даже показалось, что кто-то хохотнул у неё над ухом. Оглянулась. Никого.

Что ж, у каждого свой путь, а Шуру давно ждал учитель отца Агафангела.

Мастерскую Павла Петровича она отыскала легко и тот первым делом, как на Руси водится, принялся потчевать Шурочку чаем.

– Нет уж, душа моя, – наставительно говорил он, разливая чай по глиняным, вероятно, самодельным чашкам. – Чай у меня особый, я бы даже сказал – волшебный. Мы немедленно должны его откушать: он на семи травах заваренный, может вернуть к жизни даже усопшего, так что отказываться не след.

Шура с улыбкой посмотрела на хозяина.

– Тогда считайте, что проблема бессмертия решена, – резонно заметила гостья. – Никакого эликсира долголетия и бессмертия искать не стоит. Достаточно лишь обратиться за помощью к вам.

– Не совсем, – улыбнулся в ответ её собеседник. – От этого чая могут ожить только истинные его любители. К их числу я постараюсь вас приобщить, душа моя.

И он усадил гостью в удобное плетёное кресло.

Растрогана таким вниманием Шура «уговорилась» на чай, к которому ещё был подан цикорий, несколько плодов которого пришлось съесть по настоятельной просьбе хозяина.

Его примечательная внешность – а-ля Крылов – забавляла немного гостью: седая всклокоченная шевелюра, пушистые длинные бакенбарды, пронзительный хитрый взгляд… даже жилетка имелась. Причём, именно такого глухого покроя, как носили в девятнадцатом. Может, он ещё и басни пишет? – про лисицу там, или про виноград? На худой конец – про ворону? Ну, хватит, хватит, – одёрнула себя Шура. Хозяин, добрая душа, за ней так ухаживает, «фильдеперсовым» чаем потчует, а она…

За чаем как-то сама собой возникла беседа об искусстве иконописи, об их общем знакомом монахе Андрее – Павел Петрович по-прежнему называл отца Агафангела мирским именем – и ещё о многом таком, о чём Шура раньше даже представления не имела. Хотя всё это была жизнь: здешняя, сегодняшняя, тутошняя.

– А знаете, душа моя, Андрея ведь чуть сана не лишили, – таинственным шёпотом сообщил Пётр Петрович.

– Как это? И почему вы его зовёте Андреем? – удивилась Шура.

– Это мирское имя отца Агафангела, – поморщился хозяин мастерской, – я до того привык к нему, что к новому имени, пусть даже трижды православному и красивому, как-то душа не лежит. Хотя переучиваться, конечно, придётся, потому что фактически Андрей умер, исчез, испарился. Умер в тот самый момент пострига. Ведь исполняющий инициацию настоятель монастыря держит в руках Евангелие и ножницы. Но перед постригом священник трижды роняет ножницы, а неофит[38]обязан поднять и подать ножницы священнику, исполняющему мистерию пострига, дабы подтвердить, что не отказывается распрощаться с прошлой жизнью и, не умирая ещё, прожить другую, наиболее праведную жизнь. Теперь уже всё, нет Андрея, есть иеромонах Агафангел.

– А если его чаем оживить? – улыбнулась Шура.

– Ах, душа моя, вы, я вижу, из тех, кому палец в рот не клади, – добродушно рассмеялся Пётр Петрович.

– Да, я прелесть что такое! – Шурочка даже не удивилась собственной наглости, как будто всё так и должно быть.

Просто в мастерской художника царила добрая ласковая атмосфера доверия и понимания. Такое редко встречается в нашей бедной стране. А в последнее время – и того реже.

– Так вот, – продолжил хозяин мастерской. – Случай с игуменским наездом на Агафангела вообще беспардонностью попахивает, если не сказать хуже. Признаться, от владыки Панкратия я такого не ожидал.

– С каким наездом? – подняла брови Шура, поскольку не знала о всяких там закулисных новостях православного островного монастыря.

– Когда Андрея, то есть иеромонаха Агафангела чуть сана не лишили, опираясь на вполне «законные» не церковные законы. Вы, душа моя, слыхали про последнюю перепись населения? А знаете, что она – всемирная?

– Конечно, – кивнула девушка. – Естественно, что у нас сразу же отыскались какие-то диссиденты, которые были ужасно «против». Я читала анкету, сама отвечала на вопросы. Ничего там страшного нет. Причём, все требуемые данные давным-давно имеются в любом паспортном столе, в ЖЭКе, например, или у районного участкового. Причём, и по радио, и по телевидению рассказывали причины переписи и нашумевших дополнительных номеров ИНН. Это просто для всеобщего упорядочения дел.

– Don’t listen to them. They do not know, what they are saying,[39]– поднял указательный палец вверх Пётр Петрович. – Зачем было тратить огромные суммы на оплату переписчиков, организационную часть и прочее, когда гораздо дешевле было бы сделать запрос по месту жительства? И времени, и денег затратили бы втрое меньше – это уже просчитано. Здесь же надо было от каждого получить добровольное согласие.

– Зачем? Может быть, это заурядная отмывка денег? – пожала плечами девушка. – Слуги народа привыкли воровать у того же народа, на то они и слуги! А привычка – вторая натура.