Пленница чужого мира - Ольга Копылова

Как оказалось, не очень далеко. Санаторий точно располагался дальше и на свободной от строений лесной территории. А вот выставочный комплекс размещался на окраине города. Мне незнакомого, но довольно большого.

Все время полета Илья посвятил моему обучению — подробно объяснял, как следует себя вести в ресторане и правильно общаться с присутствующими. Это могло быть полезным, если бы я сама заранее не прояснила для себя этот вопрос. Неужели мужчина считает меня настолько легкомысленной и не способной на предусмотрительное поведение? Увы, судя по всему, Илья решил, что свободное время я уделила нарядам, а не изучению правил поведения в новом месте. Притом что сам посоветовал пользоваться программой вильюта для поиска рецептов. Или способы приготовления пищи одно, а любознательность относительно прочих вопросов совсем иное?

Однако не обижаться же за это на мужчину! Ну не в состоянии он оценить мои достоинства, что с того? Может, и к лучшему подобное заблуждение. Вдруг Илья всегда боялся не соответствовать уровню интеллекта своей девушки? И для самооценки ему удобнее и привычнее подобное восприятие реальности.

И потому я не только внимательно слушала, но и вопросы задавала.

Была ли я раньше в этом «Море Изобилия»? Что за название такое странное у выставочного комплекса? Кто именно прислал приглашение и как он выглядит? Айрин была с ним лично знакома?

— Подестов пригласил, — не слишком довольно ответил мой спутник. — Я тебе его покажу, чтобы не возникла неловкость. Зовут Ян Карлович. Насчет знакомства… — Он умолк, то ли задумался, то ли сосредоточился на управлении аэрокаром. Ответил, лишь когда плотность потока машин уменьшилась. — Да, само собой, он и Айрин были людьми одного круга.

Название ресторана, которое я по прямому значению слов соотнесла с обилием блюд из морских обитателей, на самом деле означало совсем иное — название кратера на Луне, спутнике этой планеты. А все оттого, что реголит, давший имя комплексу, тоже являлся элементом лунного пейзажа. То есть поверхностным слоем сыпучего грунта.

В общем, все в выставочном комплексе было связано с этой самой Луной, как раз сейчас восходящей над горизонтом. Эффектной, надо признать, ярко-желтой, с явными темными участками низменностей — морей. Хорошо различимой, хотя Солнце еще не ушло за горизонт, а небо лишь начало темнеть.

Интерьер ресторана определенно был задуман с целью имитировать нахождение в этом самом кратере на Луне. Потолок — черное звездное небо — несомненно, покрывают точечные светильники. Стены — голограммы пейзажа, серо-коричневой пыльной равнины, покрытой редкими каменистыми холмами и усеянной множеством метеоритных кратеров. Под ногами, на полу — покрытие, плотное и идеально гладкое, но визуально дающее нужный эффект неровной и неустойчивой поверхности.

Было бы мрачно. Если бы не один-единственный яркий акцент, кардинально преображающий лунную панораму. Сине-зеленая планета, повисшая над горизонтом. Окруженная дымчатым ореолом атмосферы. Отчасти закрытая белоснежным облачным покровом. Земля.

Видеть планету, на которую меня призвал потерявший любимую мужчина, было странно. Не потому, что я прежде не знала о существовании космических тел, а от несоответствия мистического пафоса в объяснении Ильи и свидетельств научного прогресса в облике самого мира. Здесь, на Земле, нет предметов, реально работающих как инструменты мистических манипуляций. Все бытовые устройства созданы людьми на основе знания физических законов. Артефакты, на которые так веско ссылался Илья, существовали лишь в фантастических фильмах, список и аннотации к которым я нашла в комнате с демонстрационным экраном. Вот и как это объяснить?

Нестыковка вызывала недоумение и лишала душевного равновесия. Упорно приходил в голову один-единственный логичный вариант: Илья мне нагло соврал. Но я старательно гнала неприятную мысль прочь. Если это окажется правдой, как мне тогда жить? Это же настоящая проблема — вести себя нейтрально, не показывая своей осведомленности.

«Настоящая проблема — вести себя как молодой человек, не показывая, как устал от жизни и насколько в ней разочарован. Мой реальный возраст уже давно не соответствует биологическому, а я до сих пор не понимаю, как с этим жить. Как перестать воспринимать себя циничным притворщиком и наглым обманщиком? Упорно лезут в голову мысли, что кураторы солгали. Они обещали стабильное и спокойное будущее, если соглашусь на их условия. А в итоге сейчас я чувствую себя выгодным проектом, удобным исполнителем, инструментом для исследований, который легко уничтожат за ненадобностью. И именно это противоречие не укладывается в голове, вызывает недоумение и лишает душевного равновесия».

Поставив точку, Ринат убрал ручку со страницы небольшой записной книжки и задумчиво покусал зубами колпачок. Взгляд его был устремлен в окно, но вряд ли ученый в этот момент видел медленно темнеющее небо и фасад высокого соседнего здания. Его мысли ушли в далекое прошлое.

Ринат привык верить людям. Профессор Пельзнер, у которого он начинал свою карьеру, был честнейшим, открытым человеком. Давид Аристархович казался Ринату идеалом ученого благородного, справедливого, верного своим убеждениям и обещаниям. Когда стало известно об ужасающих последствиях применения его изобретения, не стал искать обходные пути и отрицать неоспоримые доказательства. Нашел в себе мужество уничтожить результат многолетних усилий, свое творение.

Вторым примером порядочности стал Илья. Верный друг, который всегда старался быть рядом. Поддерживал морально, помогал финансово, пытался устроить личную жизнь. Понятно, что обстоятельства не всегда это позволяли, но он все равно товарища на произвол судьбы не бросил. И оказался рядом в самый жуткий момент. Фактически спас. Оттого и предложение Ильи обратиться за помощью к таинственным кураторам Ринат принял без колебаний — ведь друг плохого не посоветует.

А теперь, выходит, он ошибался. То есть они оба ошиблись. И попали в хитроумную ловушку.

Ринат вздохнул и снова пододвинул к себе записную книжку, намереваясь зафиксировать новые рассуждения. Однако на этот раз его хватило лишь на половину строчки. Но даже ее он в итоге несколько раз зачеркнул, чтобы скрыть написанное. Одно дело вести записи лично о себе, и совсем иное — откровенничать, ставя под сомнение порядочность кураторов. За такое, ежели всплывет, можно и поплатиться. Жизнью. А ее Ринат ценил, несмотря на все сложности.

Поэтому ученый решительно захлопнул блокнот, верой и правдой служивший хранилищем не только научных идей и предположений, но и таких кратких выплесков эмоционального напряжения. Спрятав записи в ящик стола, заблокировал механизм замка. Особенной радости при этом не испытывал — раньше, в санатории, ему не нужно было заботиться о конфиденциальности, теперь же приходилось страховаться. Новые коллеги, хоть и умные, и обходительные, и даже заботливые, все равно казались подозрительными. Особенно Михаил. Очень уж странно он себя вел: исподтишка смотрел, то и дело оказывался рядом со своим новым начальником, вроде как желая заговорить, а потом отступал. То ли подсматривал, то ли подставу замышлял… Второе вероятнее. А в чью пользу парень может шпионить? Очевидно, это происки кураторов.