Проклятие обреченных - Наталия Кочелаева

И сейчас она вышла ему навстречу, но вместо байкового халатика на ней было черное вечернее платье, тесно облегавшее затянутое в корсет тело, сильно декольтированное, мерцающее там и сям синими звездочками. Вадим невольно заметил про себя, что платье выглядит слишком дешево, оно явно куплено на рынке, к тому же чересчур обтягивает свою хозяйку, да и блестки на нем ни к чему. Блестят тени на веках, сверкает губная помада. Впрочем, вкусы Галины не претерпели изменений, она всегда любила одеваться ярко, но как изменилась она сама! Куда делась кроткая провинциальная толстушка? Бровки-коротышки, глазки-пуговки, губки-бантик…

– Как я тебе?

– Ты куда-то идешь? – ответил он вопросом на вопрос.

Галина встала на цыпочки, потянулась к верхней полке шкафа.

– Помоги-ка мне… Вон ту, красную коробку.

В коробке оказались туфли – на высоком каблуке, тоже усыпанные блестками. Галина легко впрыгнула в узкие лодочки, притопнула каблуком, из той же коробки достала крошечную сумочку в тон туфлям.

– Ты не ответила мне.

– Ты тоже, – бросила Галина, повернувшись к зеркалу и подкрашивая свои и без того лоснящиеся от помады губы.

– Ослепительно. Ты выглядишь просто ослепительно.

– Иду на концерт с Жанной. Буду поздно. Дашка остается у подружки, так что ужинай один.

– Что же ты меня с собой на берешь? На концерт?

Галина подняла узко подщипанные брови.

– Извини, Вадик, мы купили билеты аж три месяца назад, сам понимаешь, звезда такого масштаба редко заглядывает к нам в провинцию… И потом, я вовсе не думала, что ты захочешь пойти. За все годы, что мы с тобой знакомы, ты ни разу не сводил меня ни в театр, ни на концерт, и я решила, что это тебе вовсе не интересно…

Акатов промолчал. В конце концов, она была права. Он придержал для Галины ее норковую курточку и чихнул – мех пах цепкими духами, словно псиной.

– Будь здоров.

– Спасибо. Кто-то сигналит под окном. За тобой должны заехать?

– Н-нет, наверное. – И глаза у нее метнулись, она поспешно запахнула шубку, звонко поцеловала Акатова в щеку и тяжеловато выпорхнула за дверь.

Вадим Борисович посмотрел на себя в зеркало, стер цикламеновый отпечаток со щеки и пошел на кухню. Хотел налить себе чаю, но вдруг что-то передумал, щелкнул выключателем. Лампочка под желтым абажуром погасла, в кухню вползли зимние синие сумерки, разбавленные жидким светом фонаря у подъезда. Акатов подошел к окну и прижался лбом к холодному стеклу. У подъезда действительно стояла машина, рядом стояли двое – мужчина и женщина с длинными белыми волосами, оба курили, в полутьме вспыхивали огоньки их сигарет. Женщина наклонилась к окну автомобиля, что-то сказала – внутри, вероятно, был еще человек, потому что сразу же раздался слабый, приглушенный стеклопакетами звук автомобильного сигнала. И почти сразу же дверь подъезда распахнулась, выбежала, балансируя по скользкому асфальту на своих высоких шпильках, Галина. Та, с белыми волосами, – Галина назвала ее Жанной? – замахала руками навстречу подруге, рассыпая со своей сигареты огненные искры, и у Акатова создалось впечатление, что женщина немного навеселе. Он уже хотел отойти от окна, как вдруг случилось нечто, привлекшее его внимание. Показался четвертый персонаж – из машины выбрался мужчина, который, очевидно, сидел за рулем. Кажется, он был невысок ростом, весьма плечист, в черном пальто, и, кажется, был знаком с Галиной довольно близко, судя по тому, как облапил ее, приник к ее рту в страстном лобзании, а после отстранился, поворачивая ее за плечи, как куклешку, вроде как любуясь ее красотой. Галина смущалась и отворачивалась, ей не терпелось поскорее усесться в машину, и она украдкой бросала взгляды на свои окна. «Опасается», – усмехнулся про себя Акатов. Наконец компания погрузилась в автомобиль и все уехали. На концерт.

Акатов просидел много часов в темной кухне за чашкой остывающего чая. Он недоумевал, он искренне не понимал, в чем дело, где он прокололся! Галина же любила его, нет, правда любила! Так почему она так себя ведет? Так куда все делось?

Она пришла около полуночи, веселая, сильно пахнущая вином, со снежинками, запутавшимися, как в тенетах, в склеенных лаком волосах.

– Ты не спишь? А почему сидишь в темноте? – Язык у нее слышимо заплетался.

– Тебя ждал, – поднялся из-за стола Вадим Борисович. – Волновался. Надеюсь, тебя подвезли?

– Подвезли-подвезли, – кивнула Галина, распахивая холодильник, гремя бутылками с минеральной водой. Что она там искала, неизвестно, но Вадиму казалось, что ей просто хочется спрятать лицо.

– Я видел, как ты уезжала.

– Вот как? – заметила Галина, вылезая все же из холодильника.

– Ничего не хочешь мне сказать?

– Ладно, – сказала, как откусила, Галина, усаживаясь на табурет напротив Вадима. – Нас сопровождали муж-ж-чины. Просто хорошие знакомые. Это что – преступление? Криминал? Это запрещено Уголовным кодексом?

Она заводилась, сама себя накручивала.

– Знаешь, Вадик, много лет я делила тебя с женой и ни разу не позволила себе ни вот столечко ревности, ни капельки недовольства. Ты же устраиваешь мне разбор полетов только потому, что я пошла куда-то с друзьями. Да еще и подсматриваешь, выслеживаешь…

– Нет нужды выслеживать того, кто целуется у самого подъезда, у всего дома на виду, – заметил Вадим, с тоской соображая, что в жизни ему ужасно не везет, постоянно он влипает в какие-то мелодраматические выяснения отношений!

– Это был дружеский поцелуй!

– Конечно-конечно.

– Дружеский! – Галина отвернулась, снова полезла в холодильник, достала початую бутылку водки. – Махнем по маленькой?

– Нет, спасибо. Махай сама.

– Как хочешь. – Она налила себе стопку тягучей, как ртуть, водки, лихо опрокинула, закусила пожухшим кусочком сыра, скучавшим в тарелке. – Ох-хо, хорошо пошла! Эх, Вадик, ничего ты не понимаешь в… в отношениях!

– Разумеется. Ты собираешься спать? Я, пожалуй, лягу.

Он лег в холодную постель, очень надеясь прочно заснуть до того, как придет Галина. Та плескалась под душем, и шум воды звучал рассерженно. Когда она вошла в комнату, Акатов прикинулся спящим и даже всхрапнул пару раз, презирая себя за трусость. Но Галина, очевидно, выпила чуть больше, чем следовало, потому что вознамерилась продолжить дискуссию.

– Сцену ревности он закатил, – язвительным шепотом заметила она и вдруг так рванула на себя одеяло, что Вадим Борисович перекатился на другой бок и вообще чуть не сверзился с кровати. Притворяться спящим было уже невозможно. – Тоже мне… Муженек… Иди своей лахудре закатывай…

– Не смей! – Акатов приподнялся на локте, сознавая, что выглядит смешно и нелепо, но не в силах остановиться. – Не смей говорить так об Анне! В отличие от тебя она никогда…

– Она, конечно, анге-ел, – пропела Галина. – Она ангел белый, а я тварь! Я всю жизнь на него положила, и я же теперь плохая! А чего ж ты ко мне приперся, если я такая плохая, а? Сидел бы со своей, с хорошей-то!