Девочка, которая воспарила над Волшебной Страной и раздвоила Луну - Кэтрин М. Валенте

– Если вы не устали после канонады.

– Ни капельки, – отрезал Тамаринд.

Канделябра поманила Сентябрь и велела ей окунуть руку в пруды, один за другим. Когда девочка сделала, что было велено, ее пальцы исчезли, будто их отсекли. Холодный черный пруд смыкался вокруг запястий, как занавес. Тамаринд и Чернобровка трясли и щелкали антеннками в своих персональных прудах. Вдруг без предупреждения оба шара выпустили по одинаковому облаку бело-голубых пузырьков, съежились в кусочек ткани и полностью исчезли.

– Мозаика покрывает всю Луну, – объяснила Канделябра, покачивая павлиньим хвостом в лунном свете. – Даже с записями Саджады потребовались бы месяцы работы, чтобы найти маленький камешек, что скрывает твою судьбу. Но после того, как я встретила лунатиков, я обнаружила, что они пересчитали на Луне все, каждый кусочек мозаики, каждый корешок и каждую рыбу. Пруды просачивались все дальше и дальше вниз, пока не пронизали все нутро Луны, словно венами, и у них было достаточно времени, чтобы найти мельчайшее отверстие, через которое их воды могли соединиться. Когда мне нужна судьба, я отправляю свои молниепобеги через Саджаду, чтобы найти записи и подсветить их – Саджада тоже снабжена венами и еще корнями. Но если я хочу, чтоб было побыстрее, я отправляю этих маленьких старичков на рыбалку: они учуяли твой запах и вкус и мчатся сквозь Луну наперегонки, чтобы найти подсвеченную плитку с тем же вкусом и запахом, что и у тебя, и в мгновение ока принесут ее сюда.

И действительно, шар Тамаринда вновь вынырнул из глубины, как зажженная лампочка. Мгновением позже появилась Чернобровка.

– Я выиграл! – прокричал кузнечик. – Уже третий раз подряд! Ты теряешь хватку, дорогая!

– Не считается! Это было в твоем полушарии, – фыркнула гусеница и скрестила две свои хрупкие веретенообразные лапки. Из ее травянистой корзинки резко, как возражение, выскочило и полетело ядро Юпитера. Оно пронеслось сквозь чернильную воду по красивой дуге, подобно комете, и приземлилось точно в корзину Тамаринда. Оно крутилось в ней, дымясь и отсвечивая. В придачу оно выбило из корзины какой-то небольшой блестящий предмет, и тот начал подниматься из пруда к ним наверх.

– О! – вздохнул кузнечик. – О, оно все еще теплое в том месте, где ты касалась его, заряжая пушку. Оно все еще пахнет твоими духами. – Тамаринд улегся на ядро и сложил крылья вдоль зеленого тела.

Сентябрь встала на колени, чтобы выловить маленький блестящий предмет, всплывший из черноты. Впрочем, он оказался не таким уж и маленьким, почти с ее руку длиной. Суббота тоже опустился в траву, чтобы помочь вытащить его и поставить на берегу.

Это оказалась Леопарда.

Это была ее Леопарда. Имоджен, Леопарда Легких Бризов, кошка, которая перенесла ее по воздуху в Волшебную Страну в самый первый раз, в самый первый день. Сентябрь узнала бы эти усы и пятна где угодно. Да, она стала меньше, чем была когда-то, к тому же оставалась неподвижной и молчаливой, но все же это была она. Сентябрь вскрикнула и обвила руками любимую плюшевую шею.

Но это была не Леопарда Легких Бризов. Это вообще не была живая Леопарда. Руки Сентябрь коснулись не шерсти на шее, а прохладной бронзы, усеянной ониксами, это была статуя ее Леопарды, с застывшим невыразительным взглядом.

– Я думала, ты говорила, что это будет игрушечная копия меня самой, – сказала Сентябрь слегка озадаченно. – Я же не Леопарда Легких Бризов.

– Я… я не знаю, почему это не ты! – Лицо Канделябры сморщилось в недоумении. – Возможно, это оттого, что ты из человеческого рода. Мне раньше не приходилось вылавливать человеческую судьбу. Поделом мне делать предположения! Предположение – враг логики!

Сентябрь осмотрела Леопарду. Та совершенно не выглядела живой, и было непонятно, как с ней говорить, а тем более спорить.

– Привет, Леопарда, – сказала она смущаясь.

При звуках ее голоса и легчайшем дуновении ее дыхания на бронзовой морде глаза Леопарды смягчились и повернулись к Сентябрь.

– Привет, Сен, – прорычал зверь. Этот рык не был неприятным, напротив, очень уютным, как мурлыканье.

Сентябрь будто громом поразило. Папа и мама звали ее Сен много-много лет назад, когда она была еще крошечной. С тех пор они никогда этого не делали, она уже переросла детские прозвища, говорил папа.

Суббота сжал ее руку, словно в утешение. От-А-до-Л прижался красным лбом к ее плечу, как кошка. После этого они оба развернулись и отошли на несколько шагов. Это была ее судьба. Они не бросили ее, просто дали уединиться с судьбой. Канделябра последовала их примеру, хотя и считала, что им вообще незачем здесь находиться. Только Арустук наблюдала за Сентябрь и ее судьбой, освещая фарами блестящие пятна Леопарды.

Ни кошка, ни девочка не нарушали молчания долгое время. Сентябрь смотрела на Леопарду. Все, чем она может стать, и все, что она может о себе узнать, находилось внутри этой бронзовой фигурки. Что она вообще может ей сказать?

– Попробуй Воззвать к Вероятности, – посоветовала Канделябра через плечо, не оглядываясь. – Это хорошее гамбитное начало при встречах с судьбой. Это заблуждение, конечно, как и все остальное. Вероятно, случится то-то и то-то, Леопарда? Вот так.

Но Сентябрь не могла оторвать глаз от Леопарды. Она думала о взрослом Субботе, который стоял перед ее машиной, преграждая путь. Она вспомнила о Синем Ветре, которая смеялась над ней. Она думала о феях, которые мчатся сквозь время так, что им вообще никогда не приходится ждать, чтобы узнать, что произойдет дальше, никогда не приходится добиваться чего-то, чтобы это заполучить.

Канделябра прочистила горло.

– Мне еще нравится Заблуждение Многих Вопросов, имей в виду. Провокационных вопросов, наводящих вопросов, вводящих в заблуждение.

Леопарда в ответ смотрела на Сентябрь. Та думала о Сивилле, которая точно знала, какой будет ее жизнь по всей длине и глубине. Она думала о Субботе в цирке, о том, как великолепно он летал. Она думала об Аэле в его Библиотеке, расставляющем по полкам любовные романы. И еще она думала, просто не могла не думать, о той ужасной ночи, когда она боролась с Субботой на подступах к Мировому Механизму и обожгла его спину о железо, и когда все закончилось, они посмотрели вверх и кое-кого увидели. Сентябрь увидела маленькую девочку с голубой кожей и родинкой на левой щеке – но из всего, о чем она запрещала себе думать с тех пор, как узнала о Волшебной Стране, больше всего она старалась не думать именно об этом. Ей не нравилось думать об этом. Она не знала, что с этим делать. Это лежало в глубине ее сердца, как головоломка из тысячи деталей, которые невозможно собрать вместе. Их дочь, сказал тогда Суббота, не ко времени и невпопад, как истинный марид.

Наконец Сентябрь заговорила:

– Я боюсь йети. Он страшный. Страшный, сильный и намного больше меня. Но вдвое страшнее, чем йети, думать, что вся твоя жизнь уже предопределена и у тебя нет никакого выбора.

Бронзовая Леопарда свернула и развернула хвост.