Дорога в Рим - Бен Кейн

Носорог услышал призыв и, развернувшись удивительно легко для такой огромной туши, поднял голову и грозно заревел. При виде окровавленного переднего рога Ромула пробрал страх: скоро и его кровь смешается там с кровью Петрония… А может, и нет. На все воля богов. Конец — какой бы то ни было — уже приближался, и Ромула это только радовало.

Юноша наткнулся лопатками на теплую дощатую стену и остановился. Покрепче уперев ноги в землю, он не сводил глаз с носорога, который явно готовился напасть — рыл ногой песок, прижимал уши, фыркал. Наконец, качнув головой, зверь устремился вперед, на ходу набирая скорость.

Заскучавшая было публика разразилась радостным улюлюканьем: наконец-то этого идиота расплющат о стену — и тогда-то начнутся вожделенные гладиаторские бои!

Ромул, хоть и исполненный ужаса, стоял на месте. Бежать все равно некуда, а сейчас он хотя бы вооружен и способен защищаться — прежде чем попадет в Элизиум. Сердце неистово билось, в памяти мелькали те, кого Ромул любил: мать, Фабиола, Юба, Бренн, Тарквиний, верный Петроний. Из них он уверенно числил в живых одну лишь Фабиолу — пусть боги даруют ей благополучие и счастье. Уж встречи с сестрой ему точно не миновать, хотя бы и в Элизиуме.

Воспоминания придали ему сил, осталось лишь довершить задуманное — и он отбросил копье так, чтобы оно легло справа, наконечником к его ногам.

Среди зрителей послышались недоверчивые смешки, кто-то крикнул: «Что, раздумал биться?»

Земля уже гудела от носорожьего топота, надвигающаяся туша словно росла на глазах — и все существо Ромула вопило, что надо сбежать, спрятаться, отпрыгнуть в сторону. Сердце рвалось из груди, однако юноша не сходил с места: двинешься раньше срока — зверь успеет свернуть вслед, промедлишь — вдавит тебя в стену.

Весь мир сосредоточился для Ромула в одной линии — по которой несся на него разъяренный носорог. Мускулы от напряжения закаменели так, что Ромул не знал, сумеет ли прыгнуть, когда придет срок. Митра, дай мне смелости! — вновь воззвал он. В памяти мелькнула фигура Бренна, стоящего напротив боевого слона, затем последний жест Петрония, отвлекающего на себя носорога — и Ромул поморщился. Довольно. Сейчас непобедимый монстр в бронированной шкуре ударит в стену, и тогда все разрешится — так или иначе.

Выждав мгновение, когда зверь окажется от него в трех шагах, юноша прыгнул в сторону.

Тут же раздался оглушительный треск: зверь с размаху врезался в толстую деревянную стену, так что передняя часть головы вместе с рогом пробила доски и застряла в отверстии. В спину Ромулу, упавшему лицом на землю, полетели щепки, в рот набился песок с арены. Где-то сзади ревел взбесившийся носорог, пытаясь вытащить голову из ловушки, гулкий рык эхом отдавался от деревянной стены, расшатываемой мощным телом. Доски угрожающе скрипели, и Ромул понял, что медлить нельзя.

Он рывком вскочил на колени и взглянул на врага: чудище топталось так близко, что протяни руку — и коснешься жесткой коричневой шкуры. Задняя нога, роющая песок, чуть не задела голову Ромула. Юноша протянул руку, пытаясь нащупать в песке копье, — не сразу на него наткнувшись, он запаниковал: тварь билась все сильнее, грозя вот-вот высвободиться, он не рисковал опустить глаза. Наконец пальцы сомкнулись на древке, и Ромул, переведя дух, окинул взглядом толстую шкуру, сквозь которую едва проступали ребра. По охотничьему опыту он знал, где сердце, — сразу за левой ногой, однако монстр рыл землю так яро, что юноша боялся не попасть.

Вдруг разом подались несколько соседних досок, и носорог на шаг отступил.

Ромул выругался. Действовать немедленно — иначе все усилия пойдут прахом. Положившись на умение и опыт, он изо всех сил всадил копье в носорожий бок и ощутил, как наконечник задел ребро, на миг запнулся и наконец вошел в грудную клетку — Ромул вогнал его внутрь на длину руки, провернув для верности: острое жало должно пронзить легкое, перерезать главные сосуды и достать до сердца. Лишь тогда чудище погибнет.

Из носорожьего горла вырвался оглушительный рев, зверь подался назад, освобождая голову, и выплюнул ком пены размером с кулак. К ужасу Ромула, маленькие глазки уставились прямо на него — стоящего всего в нескольких шагах. Надежда сменилась отчаянием: все шансы использованы, все напрасно…

Носорог шагнул к жертве — однако передние ноги дрогнули и подогнулись, тут же отказали задние, и огромная туша со стоном рухнула на арену. Изо рта хлынул поток розоватой крови, из копейной раны тоже лилась кровь; по алому цвету Ромул понял, что угодил в главную артерию — неведомо как. Его переполнила благодарность: Петроний отомщен и залп лучников, который наверняка последует сразу же, не изменит главного: в Элизиум Ромул войдет с высоко поднятой головой и ему будет чем гордиться даже рядом с такими героями, как Петроний и Бренн.

Носорог повел ногами, и юноша вновь вернулся к действительности. Туша, сотрясаемая дрожью, несколько раздернулась, увенчанная рогом голова бессильно упала на песок и наконец застыла без движения.

Огромный амфитеатр мгновенно затих, словно на него набросили плотное покрывало.

Ромул обвел глазами потрясенные лица зрителей, не веривших собственным глазам. Безоружный воин выстоял в схватке с опаснейшим чудищем — такого Рим еще не видывал.

Кто-то хлопнул в ладоши — раз, другой, третий. Остальная публика, разглядев аплодирующего, торопливо присоединилась, послышались одобрительные возгласы и радостные крики. Толпа, минуту назад осыпавшая Ромула насмешками, теперь приветствовала его как победителя — от такого лицемерия юношу чуть не передернуло.

Подняв взгляд выше, он увидел, что первым зааплодировал сам Цезарь. В глазах защипало. Хоть один зритель оценил его храбрость… Петрония этим не вернешь, но мысль о том, что его заметили, давала хоть какое-то облегчение.

— Кто он? — крикнул Цезарь. — Привести его ко мне, немедленно!

Распорядитель суетливо подскочил к Мемору и что-то зашептал ему на ухо. Лицо ланисты, искаженное бессильной яростью, вмиг переменилось; он рысцой побежал к ближайшей лестнице, ведущей вниз. Громовые аплодисменты все не смолкали, и Ромул ухватился за случай почтить память Петрония. С Бренном ему такого не удалось — и вина за это угнетала Ромула все последние годы. Повернувшись спиной к ложе Цезаря, он опустился на колени рядом с телом и пожал окровавленную ладонь ветерана.

— Спасибо, друг, — шепнул он, вспомнив Бренна, чье тело наверняка склевали стервятники. — Я попрошу, чтобы тебя погребли как подобает. Ступай с миром.

По лицу Ромула катились слезы, он осторожно протянул руку и закрыл безжизненные глаза ветерана.

Когда он встал, в грудь ему уперлись копья: его окружили четверо стражников во главе с ланистой. В глазах копейщиков читалось невольное восхищение, и лишь Мемор глядел как удав, у которого отняли добычу. Правда, Ромула настрой ланисты уже не волновал: в дело вмешались куда более могущественные силы, Мемор над ним не властен.

Зажав юношу в сомкнутый строй, четверка провела его под сиденьями, мимо клеток и дальше к зрительской трибуне, где Ромул никогда не бывал. Впитывать новые ощущения, правда, не оставалось сил: голова кружилась, смерть Петрония и победа над монстром поглотили все мысли.