Русская революция. Книга 2. Большевики в борьбе за власть. 1917—1918 - Ричард Пайпс

Пока в Петрограде происходили эти события, Корнилов, ничего не знавший о том, какой смысл придал Керенский их телеграфному диалогу, продолжал приготовления, чтобы помочь правительству подавить предполагаемый большевистский мятеж. В 2 часа 40 минут утра он телеграфировал Савинкову: «Корпус сосредоточивается в окрестностях Петрограда к вечеру 28 августа. Я прошу объявить Петроград на военном положении 29 августа»56. Если нужны еще какие-нибудь доказательства, что Корнилов не затевал военного путча, такие доказательства дает эта телеграмма: в самом деле, если он направлял Третий корпус в Петроград с целью низложить правительство, вряд ли он стал бы это самое правительство заранее предупреждать телеграммой. Еще менее вероятно, чтобы при этом он поручал непосредственное руководство боевыми действиями своим подчиненным. Зинаида Гиппиус, размышляя несколько дней спустя о загадке дела Корнилова, задавала лежавший на поверхности вопрос: «Как это «повел» Корнилов свои войска, когда сам он спокойно сидит в Ставке?»57 Действительно, если бы Корнилов решил низвергнуть правительство и объявить себя диктатором, то, учитывая его темперамент и боевой дух, несомненно командовал бы операцией лично.

Получив в 7 часов утра 27 августа телеграмму Керенского об отставке Корнилова, генералы в Ставке пришли в полное замешательство. Их первая мысль была, что телеграмма — фальшивка, и не только потому, что ее содержание никак не согласовывалось с диалогом, происходившим между Керенским и Корниловым за десять часов перед этим, но и потому, что она была составлена не по форме: в ней отсутствовал обычный порядковый номер, и подпись была просто «Керенский», без обозначения должности. Кроме того, она не имела законной силы, ибо сместить Верховного главнокомандующего мог только кабинет. (В Ставке, конечно, не знали, что ночью кабинет подал в отставку и Керенский принял диктаторские полномочия.) Поразмыслив, генералы пришли к заключению, что телеграмма, вероятно, была подлинной, но что Керенский послал ее под давлением, может быть, будучи пленником большевиков. Остановившись на этом предположении, Корнилов отказался сдать должность Лукомскому, а Лукомский — ее принять «впредь до полного выяснения обстановки»58. Считая, что большевики уже захватили Петроград, Корнилов в нарушение распоряжения Керенского, приказал Крымову ускорить продвижение его частей59.

Чтобы прояснить недоразумение, которое могло возникнуть в Петрограде в связи с ответом Корнилова на вопросы, поставленные Львовым (никто в Могилеве еще не заподозрил в нем самозванца), Лукомский послал правительству телеграмму за своей подписью, подтверждавшую, что для сохранения боеспособности армии необходима твердая власть60.

Во второй половине дня Савинков, который не знал пока о махинациях Львова, но подозревал, что произошла какая-то грандиозная ошибка, связался с Корниловым по прямому проводу. Рядом с ним находился В.А.Маклаков, вступивший под конец в разговор61. Ссылаясь на последнюю телеграмму Лукомского, Савинков отметил, что во время своего визита в Могилев не поднимал политических вопросов. В ответ Корнилов в первый раз упомянул те три варианта, которые В.Н.Львов предложил ему на выбор. Он сказал также, что Третий кавалерийский корпус движется к Петрограду по распоряжению правительства, переданному через Савинкова. «Я глубоко убежден, что совершенно неожиданное для меня решение правительства принято под давлением Совета рабочих и солдатских депутатов Я твердо заявляю, что я со своего поста не уйду», — сказал Корнилов и добавил, что был бы рад приезду министра-председателя и Савинкова в Ставку, ибо «недоразумение могло бы быть устранено при личных объяснениях».

В тот момент отношения еще можно было поправить. Если бы Керенский проявил в связи с обвинениями против Корнилова такую же осмотрительность, какую за месяц до этого выказал в деле Ленина, и потребовал «документальных свидетельств», неопровержимо доказывающих факт «государственной измены», всего этого можно было бы избежать. Но Керенский, опасавшийся подвергнуть репрессиям Ленина, не был заинтересован в примирении с генералом. Когда Милюков, узнав о развитии событий, предложил свою помощь в качестве посредника, Керенский ответил, что примирение с Корниловым невозможно62. Отверг он и аналогичные предложения послов союзных держав63. Люди, видевшие в этот период министра-председателя, утверждали, что он пребывал в состоянии полной истерики64.

Для предотвращения разрыва Временного правительства с генералами нужно было только одно: чтобы Керенский (или его доверенное лицо) прямо спросил Корнилова, давал ли тот полномочия Львову требовать от его имени диктаторских прав. На этом настаивал Савинков, но Керенский отказался65. То, что Керенский не сделал этого шага, может иметь только два объяснения: либо он находился в таком психическом состоянии, что не мог рассуждать здраво, либо сознательно решил порвать с Корниловым, снискав себе таким образом славу спасителя революции и нейтрализовав давление слева.

Узнав от Корнилова о действиях Львова, Савинков поспешил в приемную министра-председателя. Там он столкнулся с Некрасовым, который сказал, что искать примирения с Корниловым поздно, так как он уже разослал в вечерние газеты заявление, в котором министр-председатель обвиняет Верховного главнокомандующего в государственной измене66. Это было сделано вопреки обещанию, данному Савинкову Керенским, что он воздержится от публикации такого заявления до тех пор, пока не переговорит с Корниловым67. Несколько часов спустя вышли специальные выпуски газет, содержавшие сенсационное заявление, подписанное Керенским, но составленное, как говорили, Некрасовым68. По мнению Головина, Некрасов намеренно поторопился с его публикацией, чтобы упредить доклад Савинкова о разговоре с Корниловым[79].

Вот что было написано в заявлении: «26 августа генерал Корнилов прислал ко мне члена Государственной думы Владимира Николаевича Львова с требованием передачи Временным правительством генералу Корнилову всей полноты гражданской и военной власти с тем, что им по личному усмотрению будет составлено новое правительство для управления страной. Действительность полномочий члена Государственной думы Львова сделать такое предложение была подтверждена затем генералом Корниловым при разговоре со мною по прямому проводу»69. Далее в заявлении говорилось, что с целью воспрепятствовать попыткам «некоторых кругов русского общества» использовать существующие трудности для «установления государственного порядка, противоречащего завоеваниям революции», правительство уполномочило министра-председателя сместить с должности генерала Корнилова и объявить в Петрограде военное положение.