God of War. Бог войны - Роберт Вардеман

— Никакой жалости! — приказал он своим воинам, когда они подошли к деревне, на дальнем краю которой стоял храм Афины.

Какая гнусность это святилище! Все, что оскорбляло великого бога Ареса, возмущало и его верного слугу.

Кратос первым зажег факел и швырнул его на соломенную крышу. Огонь, превративший ночь в день, был не более чем тлением огарка свечи по сравнению с гневом и жаждой крови, которые пылали в его душе.

— Убить всех! — вскричал он и выхватил клинки Хаоса, чтобы показать своим людям достойный пример.

Двигаясь через деревню, он убивал без остановки. Клинки описывали привычную смертельную дугу, отнимая жизнь и у тех, кто пытался защититься косой или кузнечным молотом, и у тех, кто молил о пощаде.

Кратос не знал жалости. И не собирался щадить ту старуху, что ковыляла из храма навстречу ему. Он отпихнул ее в сторону. Все, кто находится внутри, падут от его меча.

— Берегись, Кратос, — крикнула она дребезжащим от старости голосом. — В храме тебя ждут опасности, о которых ты и не догадываешься!

Он резко засмеялся. Кого и чего может испугаться он, Кратос? Неужели слабых шлепков служки? Огромные клинки Хаоса снова закружились и принялись резать, рубить и кромсать, и вскоре вокруг не осталось ничего, кроме алой кровавой пелены.

И тут он увидел прямо под ногами два тела, две последние жертвы его кровожадности. Кратос уставился на них и закричал.

Храм заполнился равнодушным голосом Ареса:

— Ты целиком оправдываешь мои надежды, спартанец…

При мысли о том, как подло обошелся с ним Арес, Кратос снова задрожал от гнева, затем глубоко вздохнул и не позволил темной волне захлестнуть себя. Видения останутся с ним навеки, если он не выполнит задания Афины. А если выполнит, бога сотрут его кошмары, его память, и он сможет жить в мире с самим собой. Все, что нужно теперь сделать, — это перебраться через отвесную часть скалы.

Кратос вылез наружу, вставил ногу в небольшую щель и потянулся к выступу, который находился почти вне досягаемости. Почувствовав пальцами искомую неровность, он нашел упор для второй ноги. Так началось медленное восхождение по каменной поверхности. Ему нередко приходилось взбираться на скалы, чтобы обойти врага, так что это было дело привычное.

— О боги, только не это! — пробормотал спартанец, заметив, как один из выступов прямо перед ним начинает расти.

Наконец камень с силой вылетел наружу, из отверстия вылезло существо величиной с человека и со скорпионьим хвостом и преградило ему путь.

Защититься клинками Кратос не мог — для этого требовалось устойчивое положение. Найдя очередную опору для руки и ноги, он прыгнул и схватил скорпиона за горло. Тот принялся бить хвостом, но спартанец держал чудовище крепко, повернув так, чтобы смертоносное жало не могло причинить ему вреда. Кряхтя, он изо всех сил старался проломить скорпиону трахею. Наконец хитиновый панцирь треснул, чудовище дико задергалось, еще неистовее хлеща хвостом. Кратос едва успел отпрянуть, когда жало просвистело в воздухе, нацелившись ему прямо в глаза. Капля яда попала на лоб и, нестерпимо обжигая, скатилась к брови; она разъела волосы и грозила попасть в глаз. Кратос отпустил скорпиона и поспешил вытереть яд, но рука оказалась испачкана кровью. В сражении такое случалось не раз: кровь словно застилала зрение темной пеленой. Спартанец старательно заморгал, чтобы избавиться от нее. Все же это было лучше, чем яд, ослепляющий навсегда. Однако, когда снизу послышался стук когтей о камень, различие показалось не столь значительным.

Сброшенный скорпион пролетел с десяток локтей и теперь возвращался, чтобы довершить начатое. И Кратос не мог видеть его.

Он зажмурился так сильно, что глазам стало больно, затем вызвал в памяти образ двух тел в храме Афины. От бессильного гнева брызнули слезы, и зрение вернулось. Тем временем скорпион подобрался уже совсем близко и, подняв хвост с ядовитым жалом, приготовился нанести смертельный удар. Кратос бросился к нему, опять схватил за шею и резко дернул вбок — хвост пронесся дугой над головой существа и врезался в скалу, всего в нескольких пальцах от своей жертвы.

С громким криком, в котором выразилось все его напряжение, вся его ярость, Кратос доломал шею горному чудовищу. На сей раз он держал тварь на весу до тех пор, пока она, слабо дернувшись, не сдохла, затем отбросил. Труп несколько раз ударился о камни и скрылся из виду.

Кратос стер с руки кровь и продолжил свой путь, частым морганием стараясь полностью восстановить зрение. Было пройдено всего несколько локтей, он еще не добрался даже до самого выпуклого места скалы, откуда смог бы двинуться прямо вверх, когда снова послышался скрежет, возвещавший о приближении новых скорпионов.

— Афина, ты много от меня хочешь, — сказал Кратос, стараясь проворнее карабкаться по намеченному пути.

И только он достиг переломной точки, как его догнали два монстра, перебиравшие ногами по отвесной скале, словно это была ровная земля.

Нащупав очередной выступ, спартанец встал на него обеими ногами. Держась только левой рукой, правой он отковырнул увесистый камень и что было сил швырнул в ближайшего скорпиона. Тот инстинктивно выбросил вперед загнутый смертоносный хвост — именно этого Кратос и ждал, чтобы запустить второй камень, который попал существу точно в голову. Скорпион попытался отразить атаку хвостом и ужалил сам себя.

Кратос не стал дожидаться, пока умирающий монстр упадет со скалы, и сбил его третьим камнем. Остался последний скорпион. Выгнув спину, он принялся крошить скалу под собой — осколки полетели во все стороны. Кратос закрыл лицо от известковой щебенки и одновременно попытался нащупать новый камень, но тщетно. Тогда он взглянул наверх, прикинул кратчайший маршрут и снова начал карабкаться. Скорпион шел по пятам, причем гораздо быстрее, чем мог двигаться по такой ровной скале Кратос.

Всего в двух локтях от вершины он сорвался и упал прямо на своего преследователя. Мгновенно развернувшись, спартанец поймал ядовитый хвост, прежде чем тот успел вонзиться в него. С кончика жала скатилась капля желтоватого яда. Скорпион был так ошарашен внезапным падением человека себе на голову, что его ноги одна за другой начали срываться. Как только Кратос понял, что едва держится на скале, он резко дернул хвост, окончательно лишая скорпиона опоры, оттолкнулся ногами от скалы и попытался зацепиться за что-нибудь руками.

Скорпион полетел в пропасть следом за своими сородичами, а Кратос повис на одной руке под маленьким пыльным выступом. Мало-помалу пальцы соскальзывали, он посмотрел вниз — не для того, чтобы увидеть, куда упадет, а чтобы найти опору для ног. Не обнаружив ни трещин, ни бугров, спартанец изо всех сил пнул скалу — пронизывающая боль растеклась по ногам, зато в камне появилась выбоина, в которую можно упереть стопу.

Эта и другие такие же выбоины, столь нелегко достававшиеся Кратосу, помогли ему наконец взобраться на вершину скалы, где, преклонив колени, он вознес богам беззвучную молитву, благодаря их за помощь, хотя в чем она заключалась, было загадкой. Спартанец выжил лишь ценой собственных усилий и намеревался впредь рассчитывать тоже только на себя.