Я сижу на берегу - Рубен Давид Гонсалес Гальего

– Сдохнуть.

– Я серьезно.

– Сдохнуть быстро и безболезненно.

Мы можем молчать долго. Иногда мы подолгу не разговариваем. Разговор может внезапно начаться и быстро закончиться. Короткий разговор. Пара фраз, просьба о помощи, шахматный ход. Мы очень долго вместе, слишком долго. Мы знаем друг друга очень хорошо. Нам не нужно каждое утро здороваться, слово «спасибо» – лишний звук, а пожелание здоровья выглядело бы как нелепая шутка.

– А если чуть менее серьезно? – не сдаюсь я.

– Если чуть менее серьезно, включи музыку.

– Вивальди?

– Вивальди.

Миша уже второй месяц подряд слушает одну и ту же пластинку – «Времена года». Когда пластинка заканчивается, я переставляю иголку на начало. Мне трудно переставлять иголку, но переворачивать пластинку еще труднее. Все же я стараюсь переворачивать пластинку хотя бы раз в день. Миша не просит меня переворачивать пластинку. Когда я забываю об этом, мы слушаем одну сторону несколько дней подряд. Миша не возражает, похоже, ему все равно. Миша не хочет со мной разговаривать. Миша не хочет разговаривать ни с кем. Со мной ему легче, передо мной не надо притворяться, со мной он разговаривает нормально.

– Но о чем–то ты мечтал раньше?

– О чем–то мечтал. Что дальше?

– Чего ты хотел, когда был маленьким?

– Иметь стаканчик с мыльными пузырями.

– Знаешь, я задавал тебе этот же вопрос несколько лет назад.

– И что я тогда ответил?

– То же самое.

– Не помню. Может быть.

Я отъезжаю назад, беру из тумбочки стаканчик с мыльными пузырями. На стаканчике нарисованы забавные звери и клоун. Открываю стаканчик зубами. Макаю в него трубочку с колечком на конце. Дую. Из колечка выплывает одинокий пузырь, лопается в воздухе. Макаю снова. Подношу игрушку к Мишиному рту. Миша дует слабо, почти незаметно. Разноцветные пузыри, большие и маленькие, весело летят к потолку. Миша еле заметно улыбается. Я пытаюсь дуть снова и снова – бесполезно. Мои движения неточны, ничего не выходит.

– Ты не так держишь. Дай мне, я сам.

Я ставлю стаканчик перед Мишей, вкладываю палочку ему в руку. Палочка ничего не весит, Миша управляется с ней почти легко. Он медленно вытаскивает из волшебного стаканчика пузыри, большие красивые игрушки. Наконец мыльная пена в стаканчике заканчивается.

– Выброси, – резко командует Миша.

– Зачем? Я налью шампуня, будешь легкие развивать.

– Выброси. Что еще посоветуешь мне развивать?

Миша сердится, ему плохо. Он сердится, только когда ему очень и очень плохо.

Я выкатываюсь из комнаты, еду в туалет, чтобы выбросить пустой пузырек из–под мыльной пены. Когда возвращаюсь, Миша почти спокоен.

– Не сердись, Рубен, что–то мне сегодня нехорошо. Поставь Вивальди.

Я включаю проигрыватель. Мы молчим. – Давай выпьем, – говорит Миша внезапно. – Водки?

– Зачем водки? Коньяку выпьем, я купил. Все–таки День рождения.

Мухи мне нравились. Мухи кружили вокруг меня, садились на еду, жужжали и спаривались. Когда я оставался один, мне приходилось читать либо наблюдать за мухами. Зимой было хуже, зимой мух не было. Зимой оставались только книги, скучные книги про далекие страны. Книги были мертвые, мухи живые. Но и живые мухи, и мертвые книги быстро надоедали. Все надоедало.

Я ловил мух. Чтобы поймать муху, надо послюнявить палец и ждать. Через час–полтора на палец обязательно сядет муха. Если действовать осторожно, очень осторожно, можно медленно прижать мушиную лапку вторым пальцем. Муха зажужжит в бесполезной попытке вырваться на свободу, и будет жужжать до тех пор, пока ее не задавят окончательно. Если посадить муху в спичечный коробок, она будет жужжать там долго, очень долго. Потом успокоится. Я не мог посадить муху в коробку. Для этого надо было иметь хотя бы одну целую руку. Указательный палец правой руки я использовал как насест–ловушку для глупой мухи, указательным пальцем левой я прижимал мушиную лапу и приводил в исполнение смертный приговор. Все. На этом ресурсы моего тела заканчивались. Моего здоровья хватало в обрез на то, чтобы убить муху.

Мы с Мишей росли в разных детдомах. В те далекие времена, когда я ловил мух от скуки, Миша не жил в детдоме. Когда Миша был маленьким, он не ловил мух. Миша бегал и прыгал, Миша был, как все другие дети. Мухи не интересовали его, он не интересовал мух. Когда человек бегает и прыгает, на него не садятся мухи. Мухи садятся на больных и умирающих. Еще мухи садятся на трупы.

Когда мы встретились с ним в детском доме, нам было не до мух, мух мы отгоняли. Если у человека действует хоть одна рука, он может отогнать муху. Это так просто, махнуть рукой и отогнать муху.

Со временем все изменилось. С каждым годом Миша слабел, мухи садились на него все чаще. Мухи – не люди, мухи не умеют врать. Им нечем и незачем врать. Если на человека садятся мухи и он не может их согнать – все. Это все. Люди не понимают мух, люди говорят, что есть такая примета: если на человека садятся мухи, он скоро умрет. Глупые люди, они не понимают, что если на человека садятся мухи, он уже покойник. Человеческая глупость безгранична, почти никто не хочет задумываться, что если человек родился, он уже покойник. До того, как стать инвалидом, Миша тоже не знал, что он покойник. Он просто жил. Чем быстрее слабело его тело, тем быстрее Миша понимал, что жизнь – никчемный и тяжелый груз. Когда он забывал об этом, ему напоминали люди. Или мухи. Мухи напоминали лучше. Люди говорили, что он бесполезный кусок мяса, что он не приносит пользы и ест чужой хлеб. Но это были только слова, всего лишь слова. Мухи не могли говорить, мухи не разговаривают. Мухи больно кусали. Они садились на Мишины ноги и кусали, кусали больно, очень больно. Обычные домашние мухи не кусают людей – так написано во всех справочниках по биологии. Но мухи не читали справочников, они просто кусали. Кусали весной, летом и осенью.

Мои ноги совсем не шевелятся. Когда на них садится муха, я не боюсь ее. Если муха и начнет кусаться, я всегда смогу согнать ее с ноги. Мухи – глупые твари, они не знают, что у меня есть палка, которой легко можно достать до неподвижных ног.

Миша тоже не боится мух. Когда муха кусает его, он просит кого–нибудь согнать муху с ноги. Если никого поблизости нет, Миша терпит. Я тоже терпеливый человек. Я почти спокойно могу терпеть, когда меня кусает комар. Если комар кусает меня за руку, я могу долго смотреть на него, медленно наблюдать, как он смешно дергает брюшком, наполняясь человеческой кровью. Когда тяжелый комар, напившись крови, вытаскивает хоботок из моей кожи, я радуюсь за него, мне нравится наблюдать за живым комаром. Терпеть укус мухи я не могу. Если не удается согнать муху сразу, я кричу, плачу, зову на помощь. Миша не такой. Миша спокойно сидит и ждет. Минуту, вторую, полчаса.