Страж Китежа - Евгений Нетт

— С Миром в общем понимании этого слова. — Марагос ухмыльнулся и, убрав руки со стола, щёлкнул пальцами. — Давай с этого момента условимся, что место, в котором мы сейчас находимся — реальность. И таким реальностям нет числа, в то время как Мир один-единственный.

— Разумный Мир? — Элин вздел бровь.

— В нашем понимании его нельзя назвать разумным, но у него есть воля. И прямо сейчас он хочет объединить всё множество реальностей в одну, как это было до устроенной мною катастрофы, случившейся немногим позже падения истинных людей. — Мужчина коснулся ладонью поверхности стола, и в то же мгновение по камню пробежала рябь, под которой проступили вполне узнаваемые, — пусть и неясные, — образы. Множество людей, странные города… и симбионты, в какой-то момент покинувшие тела своих хозяев. — Как тебе известно, я — истинный человек. Один из представителей расы, подчинившей себе все обозримые области вселенной. И главным оружием в этом завоевании стали симбионты, с силой которых мы в определённый момент не смогли совладать. Золотая Эпоха подошла к концу, и наша цивилизация всего за полторы сотни лет канула в лету…

Слова Марагоса, подкреплённые формируемыми им же образами, превращались в историю, которую действительно можно было назвать захватывающей. И если поначалу рассказ был довольно общим, то к нынешнему моменту фантом сделал главным героем самого себя. Столетия поисков способа совладать с обрётшими огромное могущество слугами, десятки стычек, в каждой из которых гибли истинные люди, и, наконец, закономерный итог.

Марагос остался один.

— Эта война лишила меня всего: сначала дома и товарищей, а после и семьи. Я выжил в бойне, которую не смогли пережить мои дети. Выжил — и остался последним истинным человеком. — Не просто так говорят, что глаза — зеркало души. Души, которой, казалось, у иллюзии быть не может… но почему тогда вновь переживаемая боль утраты Марагоса оказалась столь велика, что ею невольно проникся даже Элин, человек, способный удержать в узде даже самые сильные эмоции? — Симбионты отобрали у меня последнюю надежду на восстановление былого уклада. Мне было нечего терять, и я, ведомый горем и яростью, попытался перекроить мироздание. Для этого мне потребовалось всего лишь отказаться от человеческой сути… и уничтожить богов, о которых мы, как оказалось, никогда ничего не знали.

В человеческом представлении боги во все времена были олицетворением чего-то вполне определённого. Громовержцы, владыки океанов, воплощения плодородия или войны — в каком-то смысле люди наделяли существ высшего порядка своими собственными чертами, напрочь игнорируя истину.

А истина заключалась в том, что богам не было никакого дела до происходящего вокруг. Их единственной задачей было поддержание порядка в Мире, с чем они успешно справлялись вплоть до того момента, когда по их души заявился обезумевший Марагос, жаждущий повернуть время вспять.

— Я не буду вдаваться в подробности и рассказывать, как именно я этого достиг — человек всё равно не способен этого понять, так как его существование ограничено временем и местом. Важен сам факт: хранители мироздания пали от моей руки, и более не было ничего и никого, способного мне помешать…

Захватив подлинную власть над Миром, Марагос сразу же исполнил своё желание. Он отмотал время назад, к моменту, когда его дети ещё были живы, и забрал их с собой. Но стоило этому произойти, как Мир, единый и неделимый, неожиданно разделился на две части.

Так появилась первая ветвь реальности, из которой начали неконтролируемо формироваться новые.

— Я уподобился дикарю, перебившему старейшин и оттого решившему, будто ему покорится управление племенем. Даже не вмешайся я в мироздание столь грубо, со временем произошло бы ровным счётом то же самое. — Образы на столе сменились схемой, во многом повторяющей узор на дверях зала. Один мир в центре, и множество обособленных линий, распространяющихся от него во все стороны. — Как видишь, сейчас ситуация несколько улучшилась. Мне и тем, кто смог выйти на сравнимый вневременной уровень, удалось уничтожить все неоднозначные линии и прекратить дальнейшее деление новых, но на большее у нас не хватило сил…

— У вас? — Элин нахмурился, неясно ощутив подвох. Марагос не назвал союзников ни своими детьми, ни товарищами, предпочитая более общие слова. Словно он не хотел раньше времени раскрывать их истинную личину… и для этого могла быть лишь одна причина. — Симбионты? Твои союзники — демонические звери?!

— Тише. — Одного лишь слова оказалось достаточно, чтобы пыл Элина пошёл на убыль. И то была не сила, которой от фантома не стоило и ожидать, а харизма. Всего лишь, ха. — Если бы для настоящего меня время значило хоть что-то, то я бы сказал, что его течение заставило его переосмыслить своё понимание мироздания. В тот момент у меня просто не было вариантов, так как среди людей так и не появилось тех, кто смог бы повторить мой путь.

— И всё же это — не ответ на мой вопрос. — Отрезал перерождённый, разум которого отчаянно просил хотя бы небольшого перерыва. Мало услышать знание — его нужно ещё и обработать. — Даже если Марагос пытается взрастить последователей, вот такие заигрывания с реальностями нельзя назвать сколь-нибудь эффективным методом.

— Желание не всегда совпадает с возможностями. — Мужчина, в глазах которого проскользнуло что-то этакое, несуразно пожал плечами. — Возвышение не примирило меня с симбионтами при том, что суммарный уровень их сил выше моего. Ведь я один, а их — трое.

Спрашивать о том, как же так вышло, Элин не стал. Марагос не был глупцом, и едва ли произошедшее можно будет назвать его просчётом. А даже если и удастся — что толку, если богомерзкие симбионты уже дорвались до настоящей власти, вновь поставив представителя людей в очень неудобное и неприятное положение?

— Всё это… — Перерождённый обвёл взглядом зал, заодно припомнив встречу с человеком-без-памяти. — … лишь ради истории, или есть что-то конкретное, что я могу сделать?

— Конкретика… Да. Я здесь не только для того, чтобы рассказать безумную сказку о становлении человека — богом. Как я уже говорил, у Мира есть воля, и он диктует вселенной свои законы. Изначально бывший цельным и линейным, насильно изменённый Мир не способен одарить подлинным сознанием мириады копий одного и того же человека. Понимаешь, что это значит?

— Среди всех Элинов, живущих в бесконечности образовавшихся линий, настоящим можно считать только одного. — Элин был серьёзен как никогда. — И я — такой уникум, верно?

— Верно. Любая “бездушная” копия просто не заметила бы попыток Мира связаться с ней. Но ты пришёл сюда, и пришёл отнюдь не случайно.

— Значит ли это, что Мир играет тебе на руку? — Вопрос анимуса не был безосновательным, ведь воля Мира привела его сюда, а не в какие-нибудь горы к другому мудрецу, который в наркотическом бреду увидел бы всё то же самое, о чём знал фантом Марагоса, и пересказал бы это Элину.

— Я — его слуга и новый хранитель. Пусть не такой, каким должен быть, но иных вариантов у Мира не было и нет. — Усмешка на лице мужчины была совершенно искренней. — Но Мир беспристрастен, из-за чего аналогичную помощь получают и Вознёсшиеся симбионты.