Башня континуума - Александра Седых

— Я обещала…

— Хорошо. Теперь я смогу, наконец, уделять время своим прямым обязанностям.

— Значит… здесь такое часто бывает, да?

— К сожалению. Случается. Вы были далеко не первой. Хотя, надеюсь, последней.

— Не понимаю… вам ведь ни чуточки не жаль этих людей…

— Нет, не жаль. Я думаю, что эти самоубийцы — идиоты. Ничего личного, миссис Лэнгдон. А есть еще другие идиоты — зеваки, которые собираются кружком поглазеть на очередной труп. А другие идиоты — журналисты — пишут об этом в газетах. И есть еще один сорт идиотов, которые приезжают сюда поглазеть на здание, где сводят счеты со своей постылой жизнью… всякие идиоты. Потому что, видите ли, некоторых людей притягивает все трагическое. Некоторые люди всерьез считают: трагическое — это как пьеса Вилли Шекспира. Или отличный рекламный трюк — вроде замка с привидениями.

Шарлотта притихла.

— А вы так не думаете?

— Нет. Потому что люблю это здание. И люблю совсем не потому, что на нем написано мое имя. Копилка — настоящее произведение искусства. Когда вы смотрите на нее, вы не понимаете до конца, какое это чудо. Копилка — подлинный шедевр, с какой точки зрения ни глянь. Архитектурный. Инженерный. Одна система коммуникаций чего стоит. Она идеально функциональна и притом прекрасна, вся, до малейшей мелочи, начиная от фундамента и заканчивая смотровыми площадками и вентиляционными шахтами. И мне больно осознавать, что какие-то идиоты… простите, миссис Лэнгдон — ничего личного, я знаю, вы не такая… что несчастные… идиоты считают, будто Копилка — подходящее место, чтобы сводить счеты с жизнью. Ради Бога, она была не для того построена. Это здание было создано, чтобы служить людям, чтобы вдохновлять их, но не затем, чтобы ее использовали в качестве… трамплина в вечность.

От него полетели снопы искр, когда он заговорил о Копилке. Шарлотту ошарашила его страсть. Оставалось надеяться, лорд Ланкастер пылает страстью не только к архитектурным сооружениям. Хотя ей-то что за дело.

— Да, Копил… Деловой Центр… просто обалденный…

— Какой?

— В смысле, высокий и красивый…

Стоп. О чем она.

— Потрясающий, но вы так говорите, как будто это здание значит для вас больше, чем…

— Больше, чем…

— Чем люди с их проблемами, — сказала Шарлотта и встревожилась. Кто опять тянул ее за язык. Сидела бы тихонько, кивала, поддакивала. Этот парень и впрямь мог ее уволить… да что там, стереть в порошок мановением сиятельного пальца, но он лишь хмыкнул.

— Определенно. Не стану отрицать. Куда больше, чем большинство людей и их дурац…

Кит вознамерился весьма красноречиво развить свою филантропическую мысль, но глянул на часы и вспомнил о том, что ему предстоит долгая, нудная деловая встреча с министром транспорта и первым заместителем министра транспорта.

— Приятно было побеседовать с вами, миссис Лэнгдон, но мне пора идти, к сожалению. Могли бы мы с вами как-нибудь продолжить нашу занимательную и содержательную беседу в более подходящем месте и времени?

Шарлотта мысленно перевела его последнюю фразу на человеческий язык. Получилось: «Эй, цыпочка! Какие ножки! Прошвырнемся вечерком?» Нет. Он не мог сказать такого. Она явно ослышалась.

— Простите?

— Вы поужинаете со мной?

— Вы что, меня куда-то приглашаете?

— Угу.

— Вы серьезно?

— Куда уж серьезней. Нет, нет. Не говорите ничего. Просто поднимите подбородок вверх и опустите вниз немножко.

Шарлотта едва не рассмеялась, так он виртуозно это проделал, она почти купилась.

— Нет. Это невозможно.

— Почему?

— Ну, хотя бы потому, что… вы — это вы. А я — это я. Понимаете, о чем я?

— Не совсем чтобы. Ну, а если бы я был не я? — спросил Кит. — Чисто теоретически. Если бы мы с вами, миссис Лэнгдон, оба были какими-нибудь другими людьми… какими-нибудь приятными, умными, хорошими людьми.

— Не думаю, что это возможно. Пускай и теоретически. К тому же, я за…

Она запнулась.

— Замужем?

— Да, я замужем, а вы женаты. Кроме того, ваше имя написано на этом здании.

— Да, мое имя написано на этом здании, и знаете, что это значит? — сказал лорд Ланкастер, глядя на Шарлотту очень прямо.

— Ч-что?

— Что я страшно, ужасно богат. Неужели это не заводит вас. Хоть немного.

Шарлотта собралась сильно и всерьез рассердиться, но отчего-то не сумела.

— Вам когда-нибудь говорили, что вы…

— Приставучий?

— Да.

— Липучий идиот?

Шарлотта слизнула с верхней губы крошки и подтаявшую шоколадную глазурь.

— А у вас… с женой хорошие отношения?

— Чудесные. Мы с женой живем душа в душу. Так как? Ужин? Обед? Ленч? Чашечка кофе?

Сорок пять минут спустя двое чрезвычайно высокопоставленных, чрезвычайно серьезных и чрезвычайно деловитых чиновников были безмерно удивлены, когда один известный филантроп явился к ним на чрезвычайно важную встречу, мурлыча под нос оперную арию и слегка пританцовывая. Самое странное, что при этом сиятельный лорд Ланкастер был абсолютно трезв.

1

Дэниэл был самым младшим ребенком в своей Богатой и Знаменитой семье. Сложись обстоятельства по-другому, пожалуй, он бы вырос самым балованным и любимым. Но обстоятельства всегда складываются так, как они складываются, и никак иначе. Матушка умерла, когда ему было пять лет, и Дэниэл почти не помнил ее. Отец не пережил столь тяжкого удара и превратил свою жизнь в Великий Запойный Марафон. Дэниэл оказался предоставлен нянькам, боннам, гувернанткам, репетиторам — словом, рос сам по себе, будто сорная трава.

Он был тихим, домашним, застенчивым, добрым и отзывчивым малышом. Еще совсем маленьким, он целыми днями пропадал на голубятне и нянчился с птицами. Он много читал и тайком сочинял стихи. Издеваться над ним, пухленьким, доверчивым и беззащитным, было сплошным удовольствием, чем все его детство и занималась злая старшая сестра Виктория, щедро раздавая младшему братишке щипки, пинки, обидные прозвища и подзатыльники.

Но беды Дэниэла на этом отнюдь не закончились, далеко нет. Когда ему стукнуло шесть, отец слегка протрезвел, разглядел младшего сына и пришел в ужас. Мало того, что Дэниэл рос законченным неудачником, он еще и сочинял стихи, а их милость не выносил поэзии ни в каком виде, ни под каким предлогом. Требовалось принять немедленные меры. И отец спровадил Дэниэла в Военную Академию имени Императора Константина Первого, старинное и респектабельное учебное заведение с давними традициями дрессуры и муштры.