Горячие точки на сердце - Владимир Михановский

И охота им нудоту эту слушать, да речи непонятные промеж собой вести?..

Она не торопила событий, выжидала. Из своего недолгого, но богатого опыта знала, что разный клиент требует разного подхода. Как рыба в Тереке, когда ее ловишь на удочку. Одну надо сразу подсекать и вытаскивать на берег, а другую поводить как следует за наживкой, пусть привыкнет к червячку, обнюхает его со всех сторон, через какое-то время заглотнет — тогда ее, стерву, и подсекай. Был у нее рыбачок знакомый, он преподал ей много премудростей.

Выговор у них вроде не местный, особливо у энтого, пышноусого, что стоял к ней поближе. А сам ничего, ладный. Да и второй ничего. Гости, значит, соображала она. В последние месяцы в Черкесск много народу понаехало.

Девки рассказывали, милиции из России пригнали, ментов этих самых — видимо-невидимо. Да только никто их толком не видел — живут, говорят, в лагерях особых, за забором. Зачем понаехали — никто толком не знает. Кто говорит — митинги разгонять, за порядком в городе наблюдать, чтобы драк, мол, не было. А что эти митинги разгонять — потреплются-потреплются, да сами и разойдутся.

Девки смеются:

— Нас ублажать менты приехали!

«Одно у них, у курв, на уме», — подумала молодая женщина, поправляя кружевной воротничок кофточки. При этом собственной особы она почему-то не коснулась…

А что энти двое — приезжие, так оно даже лучше. Местные мужики осточертели, многие ее знают, многих знает она. Да и славу дурную пустить, для них — раз плюнуть либо два пальца обмочить.

Да, приезжие получше будут, соображала она, искоса поглядывая на двоих мужиков, увлеченных беседой. Во-первых, они потароватее местных: наверно, денег у них побольше. А во-вторых, встретились — и разошлись, как в море корабли. Вот и вся любовь. Уж не говоря о том, что приезжий, он сегодня здесь — а завтра там.

Так и не дождавшись, пока на нее обратят благосклонное внимание, женщина решила взять инициативу в свои руки.

— Здрасьте, господа-товарищи, — пропела она, широко осклабясь.

Завитушный посмотрел на нее:

— Здравствуй, коли не шутишь.

Лицо ее показалось знакомым, но где он ее видел — Сергей Сергеич вспомнить не смог, хотя на память не жаловался. Никак не мог вспомнить, хоть убей, да и голова не тем была занята.

— Дозвольте спросить? — еще шире улыбнулась она.

— Спрашивай, — поощрил Матейченков.

— Про что они говорят?

— Кто? — не понял Сергеич.

— Да эти, с бочки.

— Вот те на, — удивился генерал. — Ты что, русский язык не понимаешь? А сама на русском говоришь…

— Язык-то понимаю, а смысл никак не поймаю, — продолжала она кокетливо улыбаться.

— Первый раз здесь, что ли?

— Не первый. Почти каждый день на митинг этот хожу, — на всякий случай соврала она, — но понять толком не могу. Языки у них хорошо подвешены, вот и мелют, что ни попадя. А чего орут-то?… Чего им надо?

Плотный мужик с усами, на котором была кепка с широченным козырьком, внимательно, так что она на мгновение оробела, посмотрел на нее и произнес:

— Неужто ничего не поняла?

— Ничегошеньки.

Второй покачал головой:

— Темный народ.

Первый, с козырьком, на которого она успела положить глаз, улыбнулся и произнес:

— Быть того не может.

— Вот те крест, — снова она поправила кофтенку, верхняя пуговица которой ненароком расстегнулась.

— А вот мы сейчас разберемся.

— Разбирайтесь.

— Ты давно тут стоишь?

— Раньше вашего.

— Ну-ка, о чем говорил мужик?

— Который?

— С бороденкой жидкой, тощенький такой, вертлявый…

— Который сказал, что долго в России батрачил, — подсказал второй и неожиданно подмигнул.

— Ну… — Она на несколько мгновений задумалась. — Это который говорил, что в России женщины красивые?

— Он самый.

Она стыдливо пустила глаза:

— Глупости молол.

— Ну, а все-таки.

— … Обещал он в Черкесске дома открыть.

— Какие?

— Ну, энти… Дома для публики.

Завитушный поправил:

— Публичные дома.

— Ну, вот видишь, ты все поняла, а прикидываешься дурочкой, — сказал пышноусый.

— Да он же чушь собачью молол, глупости плохие! — горячо заговорила она.

— Так уж глупости.

— Конечно, глупости! Девушек, говорит, из России выпишу красивых самых…

Разве это плохо?

— А что, у нас в Черкесске разве нет красивых девушек, своих! — горячо проговорила она и даже ногой притопнула от избытка негодования и волнения.

— Местный патриотизм, Сергеич. — Непонятно произнес пышноусый, в кепке с козырьком. — Это неплохо.

Тот молча пожал плечами, продолжая в нее вглядываться, так что она даже немного смутилась.

— Ну, вот видишь, все ты понимаешь, только прикидыаешься, — укорил ее пышноусый.

— Да что тут понимать. Глупость, она и есть глупость.

— Чем же тебе оратор не угодил? Ну, привезет он сюда еще девушек, красивых, как ты. Разве от тебя убудет?

— Не в том дело.

— А в чем?

Разговор задел ее за живое. Она, рассердившись, произнесла:

— Сами не понимаете?

— Нет.

— А на вид вроде умные мужики. Он же что сказал, оратор ваш? Что девушки, мол, в домах энтих будут бесплатно.

— Ну да.

— Да разве это справедливо!?

— Вот оно что, — протянул пышноусый. — Идея справедливости, это неплохо. — Всякий труд должен быть оплачен. Согласен с этим тезисом, Сергеич?

— Труд в СССР — дело чести.

— А также славы, доблести и геройства.

— Ты из казачек будешь? — спросил Завитушный. Он решил вести свою игру, чтобы определить наконец, где он мог видеть эту разбитную бабенку.

— А как вы узнали?

— Глаз — алмаз.

— Тебе, девушка, какая платформа больше нравится? — спросил первый.

…Неужели туфли на платформе сходу хочет подарить? Круто!

— Сейчас больше высокие носят… — она застенчиво затеребила бахрому платочка. — Но можно и на низкой, такие сейчас в универмаг выбросили…

— Ты не поняла. Чья позиция тебе больше по душе — Владимира Семенова или Станислава Дерева?

— Кто из них двоих тебе больше нравится?