Свинцовый закат - Роман Глушков

Очутившись на улице, я впал в замешательство, растерявшись, где искать спасение от надвигающейся опасности. Охваченный страхом разум начал усиленно генерировать идеи, поэтому, выбирая путь для бегства, я руководствовался все-таки здравым смыслом, а не слепой надеждой на авось. Удирать вверх по улице – то есть на запад – означает рано или поздно столкнуться с ошивающимися в тех краях раскольниками и угодить меж двух огней. Путь на восток пролегает, во-первых, по открытой местности, а во-вторых, вскоре выведет меня к ЧАЭС. Какие опасности таит сегодня станция, неизвестно, но вряд ли мне посчастливится получить там убежище. Оставалась одна дорога – на север. Те края мне более или менее знакомы, и если я как следует поднажму, то, возможно, сумею затеряться среди десятков многоквартирных зданий и загромождающего дворы хлама.

Бросив суматошный взгляд назад и – о, счастье! – не заметив летящих по воздуху вагонов, я рванул через улицу в просвет между панельной многоэтажкой и таким же невзрачно-угловатым пятиэтажным зданием. Рванул с той скоростью, какую только позволяли развить кусты и деревья, бурно разросшиеся во дворах и на улицах Припяти за последнюю четверть века.

Не скажу за других бывающих здесь сталкеров, а на меня именно местная растительность производила самое тягостное впечатление. Не разруха и запустение, что, помимо изобилия мутантов и аномалий, угнетали моих напарников по прошлым рейдам, хотя эти неумолимо добивающие Припять болезни тоже повергали меня в уныние. Обычные деревья, а отнюдь не Зона медленно, год за годом завоевывали город, несмотря на то что они постоянно сгорали в аномалиях и вытаптывались рыскающими повсюду монстрами. Старые тополя и вязы, многие из которых еще помнили, когда в этих домах жили люди, а во дворах играли дети, раскидывали свои могучие, давно не подстригаемые кроны, обрушивали ломающимися ветвями балконы, гаражи и фонарные столбы, заваливали сухой листвой канавы и водостоки. Пробивающаяся из земли младая поросль рвала асфальт, крошила бетон, подтачивала фундаменты зданий и превращала улицы и тротуары в непроходимые дебри. Все это наводило на любопытную мысль о том, что с уходом из Припяти человека трава и деревья избавились от тяготеющего над ними проклятия и наконец-то зажили полноценной жизнью. А радиация, аномалии и мутанты являлись для них лишь мелкой помехой, ужиться с которой было намного проще, чем со сковавшими землю бетоном и сталью людьми.

Мой стартовый рывок проходил как раз по такому двору, где заполонившая каждый уголок молодая растительность встретила меня крайне неприветливо. Она цеплялась за ноги, скрывала от меня кочки, ямки и хлам, за который я постоянно запинался; в общем, делала все возможное, чтобы помешать мне скрыться от врага. А он вскоре опять намекнул, что следует за мной по пятам, и заодно не преминул выказать свое недюжинное чувство юмора.

Случайно ли вышла у него эта экстравагантная шутка, в иной ситуации оцененная бы мной по достоинству, или же Скульптор действительно был грамотен и передал мне осмысленное послание? Как бы то ни было, оно до меня дошло. И даже сумело рассмешить. Правда, смех мой больше напоминал сейчас нервный припадок и вряд ли продлил бы мне жизнь, что бы там ни твердили о его пользе врачи.

Как я уже упоминал, на здании, где меня только что едва не прищучил апостол Монолита, висела большая и непонятная вывеска «Фабрика-кухня». Собранная из массивных полуметровых букв, она являлась одной из тех редких вывесок, которые по сей день сохранили свой относительно первозданный вид. Таковой «Фабрика-кухня», пожалуй, и осталась бы, не доберись до нее Скульптор.

Я сразу догадался, откуда взялась просвистевшая у меня над головой огромная буква «Х». Грохнувшись оземь далеко впереди, она не причинила мне вреда. Зато единым махом убила робкую надежду на то, что мастер телекинеза просто припугнул меня, а погоня вовсе не входила в его планы. Как выяснилось, входила. Пусть и напоминала она охоту на суслика с помощью эскадрильи тяжелых бомбардировщиков.

Далее летающие буквы обрушились на меня одна за другой с перерывом в несколько секунд. «У» врезалась в железную бельевую перекладину слева от меня, когда я не успел еще толком испугаться после падения с неба «Х». «И» ударилась в ствол ясеня, за который я шарахнулся от предыдущего снаряда. «Н» не достигла земли и повисла на ветвях в ожидании сильного ветра, что сбросит ее вниз. Точнее всего была брошена «Я». Не расшифруй я анаграмму, не пойми, что за «Н» наверняка последует еще одна буква, и не пригнись, она сыграла бы мне точно по темечку. Слава богу, враг не задал задачку посложнее и выбрал слово, в правописании коего я – да простит меня мой учитель русского языка – не сомневался. А иначе даже не знаю, во что вылилась бы вся эта боевая лингвистика.

Возможно, на этом разрушение Скульптором вывески не закончилось бы, но, увернувшись от последней буквы, я спрятался за углом попавшегося мне на пути детского сада «Дружба». Самое время дать себе кратковременную передышку, а то беготня по зарослям вкупе с разгадыванием ребусов слегка выбили меня из ритма. Лаконичное послание врага красноречиво описывало состояние моих текущих дел, разве что впереди этой характеристики стоило еще приписать «полная». Не сдержав истерический смешок, я сделал несколько успокаивающих вдохов-выдохов, после чего выглянул из-за угла, дабы оценить обстановку.

Сама фабрика осталась нетронутой, но теперь ее украшало еще более странное название – «Фабр ка-к», в котором определенно слышалось что-то булгаковское. Впрочем, в настоящий момент меня интересовало не оно, а его автор. Бегал он, надо понимать, не слишком быстро, оттого со злости и швырял мне вдогонку чем попало. Что ж, раз так, значит, у меня есть шанс попробовать оторваться от погони. Но если вместо всякой ерунды типа метания букв Скульптор начнет крушить здания, тогда будь я хоть многократным чемпионом мира по бегу, ничто меня уже не спасет.

Вот только интересно, на какое спасение я сейчас уповаю?

Неважно! Главное, не стоять на месте, а дальше станет ясно, из какого теста я слеплен… Вперед!

Миновав ржавые качели, покосившийся грибок, полуразрушенную горку и перепрыгнув через заросшую травой песочницу, я покинул территорию детского сада. Затем обогнул преградившую мне путь длинную пятиэтажку, продрался через очередные заросли и выбежал на проспект Ленина. Это был тот самый проспект, по которому разгуливало замеченное нами издали огненное чудо, предположительно Искатель. Еще тогда мы обратили внимание, что он, полыхая как маленькое солнце, тем не менее ничего не поджигает. Так и оказалось. Я не увидел никаких следов бушевавшего здесь в полдень пламени, хотя после обычного пожара выгорело бы много растительности, а дым не рассеялся бы до сих пор.

На ведущем прямиком к центру Припяти широком проспекте истинный масштаб экспансии деревьев был заметен как нигде. Но несмотря на обилие пробивающихся через асфальт деревцев, бежать по проспекту было гораздо легче, нежели дворами. Он не был загроможден хламом, да и участков, на которых встречался еще не разрушенный асфальт, тут имелось предостаточно. Однако я не выбрал этот замечательный для бегства маршрут по двум причинам. Первая: мне не хотелось подыгрывать Скульптору, носясь по улице, где меня будет видно за полкилометра. И вторая: над зданием видимого отсюда Дворца культуры «Энергетик», к которому выходил проспект, мерцало багровое зарево. И оно не походило на отражение закатных лучей солнца. А если вспомнить, что днем Искатель шел именно в том направлении, становилась ясна причина, из-за которой погасший очаг местной культуры теперь являл собой источник света в прямом смысле слова.