Тарзан и золотой лев - Эдгар Берроуз

На одежде был такой толстый слой муравьев, что он не решился надеть ее снова. Ему удалось спасти от этой безжалостной орды лишь мешочек с алмазами и оружие.

Стряхнув муравьев с того, что ему удалось спасти, Краски пошел дальше по тропе без, одежды и обуви таким, каким родила его мать. Когда через полчаса, задохнувшись от усталости и боли, он лег на траву, ему стало понятно все безумие его плана в одиночку добраться до побережья. Сейчас Краски находился в отчаянном положении еще и потому, что ничем нельзя так подорвать уверенность и спокойствие цивилизованного человека, как отсутствием одежды. Нагота парализовала его волю, он не чувствовал бы себя столь беззащитным, даже если бы потерял оружие. Теперь это был охваченный ужасом человек, робко кравшийся по тропе.

Эту ночь, голодный и замерзший, Краски провел на дереве, а под ним с ревом, кашлем и рычанием сновали по джунглям охотящиеся хищники. Дрожа от холода и страха, он испытывал сильную слабость, а когда впадал в тяжелую дремоту, это был не отдых, а только встреча с новыми кошмарами, которые внезапное рычание превращало в реальность. Медленно тянулись бесконечные часы, и ему казалось, что рассвет никогда не наступит. Но, наконец, солнце встало, и он продолжил свой мучительный путь на запад.

Измученный страхом, усталостью и болью, он шел в полубессознательном состоянии, и каждый час ухудшал его положение, так как с момента побега из деревни у него маковой росинки во рту не было.

Наступил полдень. Краски продолжал двигаться вперед, но медленно и с частыми остановками. Во время одного привала ему вдруг показалось, что неподалеку слышатся человеческие голоса. Он напрягся, надеясь, что это не галлюцинация, затем в приливе сил вскочил на ноги. Сомнений не было. Он слышал голоса на сравнительно близком расстоянии, и это были голоса не чернокожих, а европейцев. Сохраняя осторожность, он пошел вперед, стараясь не шуметь. Тропа вывела его на поляну, которую пересекал мутный ручей. По берегам росли деревья. Около воды стояла небольшая хижина, крытая сухой травой и окруженная грубым частоколом, перед которым была сооружена дополнительная защита в виде колючей крепкой изгороди.

Из хижины доносились голоса, и теперь Краски разобрал, что они принадлежат мужчине и женщине. Женщина против чего-то гневно возражала, а низкий мужской голос тихо отвечал ей.

Глаза русского широко раскрылись от удивления, смешанного с ужасом: он узнал эти голоса. Мужской принадлежал мертвому Эстебану Миранде, а женский – исчезнувшей Флоре Хакес, которую Краски тоже считал погибшей. Однако он не верил в призраков. Бестелесные духи не нуждаются в хижинах, частоколах и колючих изгородях. Обладатели этих голосов были так же живы и материальны, как и он сам.

Краски направился к хижине, чувство ненависти и ревности отступили на второй план при мысли, что теперь он не одинок в джунглях. Но, немного не дойдя до поляны, русский вдруг осознал свою наготу. Подумав и оглядевшись по сторонам, он принялся срывать длинные широкие листья, из которых изготовил примитивную, но пригодную одежду в виде юбки, привязанной к поясу лианой.

Затем, со вновь обретенным чувством уверенности, он шагнул к хижине.

Опасаясь, что его не узнают и, приняв за врага, сразу атакуют, Краски, приблизившись к частоколу, позвал Эстебана по имени. В тот же миг испанец в сопровождении девушки вышел из хижины. Если бы русский не узнал его по голосу, он решил бы, что перед ним сам Тарзан, настолько велико было внешнее сходство. Некоторое время Эстебан и Флора с удивлением разглядывали странное существо, стоящее перед ними.

– Вы не узнаете меня? – спросил Краски. – Я Карл. Карл Краски. Флора, вы узнаете меня?

– Боже мой, Карл! – воскликнула девушка и хотела было подойти к нему, но испанец удержал ее, обхватив за талию.

– Что вы здесь делаете? – спросил Эстебан сердито.

– Пытаюсь пробраться к побережью, – ответил русский. – Я умираю от голода и усталости.

– Дорога на запад там, – ответил испанец и указал на тропу в джунглях.

– Топайте, Краски, если вы вздумаете остаться здесь, это может повредить вашему здоровью.

– Вы не дадите мне ни пищи, ни воды? – спросил Краски.

– Вон вода, – испанец махнул в сторону ручья, – а в джунглях полно пищи для тех, у кого хватает храбрости и рассудка овладеть ею.

– Ты не можешь прогнать его, – сказала девушка. – Разве уместна такая жестокость? – Затем, обратившись к русскому, она крикнула: – Не уходите, Карл, не уходите! Спасите меня! Спасите от этого зверя!

– Отойдите в сторону, – воскликнул Краски, и когда девушка отпрянула от Миранды, вскинул пистолет. Пуля прошла мимо, не задев испанца. Патрон заклинило в стволе, и второго выстрела не последовало. С досадой отбросив бесполезный пистолет в сторону, Краски попытался сдернуть с плеча винтовку, но в этот миг Эстебан поднял руку с тяжелым коротким копьем, которым научился неплохо владеть, и прежде чем Краски успел нажать на курок, копье пробило его сердце. Беззвучно русский рухнул к ногам своего врага и соперника, а женщина, которую они оба по-своему грубо и эгоистично любили, опустилась на землю, плача от отчаяния.

Увидев, что его противник мертв, Эстебан подошел, выдернул копье и осмотрел оружие убитого. Его взгляд остановился на мешочке, привязанном к поясу лианой.

Испанец ощупал сумку, пытаясь определить ее содержимое, и решил, что там боеприпасы. Он не стал развязывать мешок, а сначала перенес в хижину оружие русского, затем втащил туда девушку, которая с плачем забилась в угол.

– Бедный Карл! Бедный Карл! – причитала она, а потом крикнула в лицо испанцу: – Зверь!

– Да, – воскликнул он со смехом. – Я зверь! Я Тарзан, а этот грязный русский посмел назвать меня Эстебаном. Я Тарзан! Я Тарзан! – повторил он, постепенно повышая голос. – Тот, кто назовет меня по-другому, умрет. Я покажу им, я им покажу!

Девушка посмотрела на него, вгляделась в горящие глаза и вздрогнула.

– Сумасшедший, – прошептала она. – Сумасшедший! Боже, одна в джунглях с безумцем!

И действительно, в этом отношении Эстебан Миранда был безумцем. Это было безумие артиста, для которого роль стала частью его естества. Он так долго играл роль Тарзана, так привык изображать человека-обезьяну, что почувствовал себя настоящим Повелителем джунглей.

– Он хотел украсть подругу Тарзана, – бормотал Эстебан, – Владыки джунглей! Видела, как я убил его одним ударом? Разве ты можешь думать о ком-нибудь другом, если рядом с тобой любовь великого Тарзана?

– Я тебя ненавижу, – сказала девушка. – Ты в самом деле зверь, нет, ты хуже зверя.

– Но ты моя, – возразил испанец, – и никогда не будешь принадлежать другому. Скорее я убью тебя собственными руками. Но надо взглянуть на эту сумку русского. Похоже, у него столько боеприпасов, что можно отстреливаться от целого полка. – И он развязал узел и высыпал содержимое на пол хижины.